Тест на существование

Девять лет, отпущенных Михаилу Ходорковскому и Платону Лебедеву - отличный повод для размышлений. Почему не 10? Десять давали за госизмену на процессах 30-х - нельзя, нехорошие ассоциации. А почему не восемь или меньше? А несолидно бы выглядело - вроде как начальство, извиняясь, пытается его домариновать хотя бы до окончательного решения проблемы-2008.

Любят говорить, что дело Ходорковского - политическое, и что Ходорковский - политзаключенный; но выводов из этих штампов обычно не делают. А ведь выводы напрашиваются: Ходорковский - это не "бизнесмен", судимый по политическому делу. Ходорковский - это политик. И не просто политик, а субъект - с точки зрения тех, кто его посадил - "политического преступления".

В чем его роль как политика, и что это за "преступление"? Среди защитников Ходорковского принято считать, что политиком его сделала тюрьма. Среди его "гонителей" (точнее, тех, кто выступил в качестве таковых в 2003 году - в частности, авторов доклада "Государство и олигархия") общим местом было представление, что политиком Ходорковский стал к 2003-му, когда занялся скупкой парламентских фракций, СМИ, и экспертных центров. Правда же состоит в том, что политиком он стал уже между 91-м и 93-м. И не просто политиком, а составным элементом новой власти. Или, точнее, нового революционного субъекта.

Ходорковский - это никакой не "бизнес". Ходорковский - и есть авангард русской революции начала 90-х. Он - один из тех, кого в 94-м назначили миллиардерами в порядке политического решения. Послушайте Чубайса: "мы передали им крупную государственную собственность, чтобы исключить возможность коммунистического реванша". И в логике удержания власти новым политическим субъектом это было естественное, оправданное действие.

Более того, в каком-то смысле оно было оправданным и в более глобальной тогдашней логике государственного строительства. Назначая кого-то миллиардерами (как и мэрами, министрами, парламентариями, оппозицией и т.д.), "ельцинский" политический субъект как бы обозначал контуры той России, которую он хотел строить в будущем: с "настоящим" крупным бизнесом (а также "настоящими" парламентом, партиями, свободными СМИ и т.п. элементами картинки "как на Западе"). В этом смысле Россия 94-го была удивительным историческим явлением - это был макет страны в натуральную величину. Венчаемый топовым словечком тогдашнего дискурса - я имею в виду словечко как бы.

Разумеется, все эти макеты спустя какое-то время принялись таять, как лепреконское золото. В 93-м еще были свободные СМИ - уже к 97-му их не осталось; в 94-м были партии и парламент - к концу 99-го окончательно усохли и они; в 94-м было правительство - к 99-му оно окончательно превратилось в хозяйственный департамент президентской администрации. И т.д., и т.п.

Причем "как бы бизнес" шел в авангарде этого процесса: это он превратил СМИ в свои пропагандистские рупоры; это он раскрутил маховик ГКО через бюджетные ножницы и "оппозиционную" Думу; это он обрушил правительство "молодых реформаторов" и уничтожил место премьер-министра как самостоятельный политический институт.

Государство сопротивлялось и даже периодически контратаковало, но год за годом терпело поражения. В 96-м оно согласилось на следующий виток "большой приватизации" в обмен на недопущение победы Геннадия Зюганова. В 97-м проиграло "банковскую войну", пожертвовав в итоге группой Анатолия Чубайса в правительстве после "дела писателей". В 98-м оно последовательно слило правительство Виктора Черномырдина и правительство Кириенко в обмен на аварийную остановку насоса ГКО. В 99-м снова вынуждено было блокироваться с "как бы бизнесом" ради недопущения победы Юрия Лужкова. И только после окончательного и безусловного усиления Владимира Путина оно сумело бросить "как бы бизнесу" открытый вызов.

В этом смысле драма ЮКОСа была запрограммирована до неизбежности уже в 99-м, когда впервые оформился политический субъект под названием Путин. "Как бы бизнес" был не просто частью власти, а частной властью - причем властью, основанной на иных ценностях и с иным целеполаганием, нежели власть государственная. В каком-то смысле этику Ходорковского можно было бы сформулировать как принцип довороваться до новой России. И это - тоже следствие 93-го.

Что это значит - "довороваться до новой России"? Это значит полную свободу от обязательств по отношению к обломкам старой советской системы (к числу коих относится и правящий режим) - они имеют ценность лишь в том смысле, в котором из них можно строить новое, прозрачное и цивилизованное государство. Это этика революционной целесообразности. Миллиардное состояние и вытекающие из него блага здесь - лишь индикатор статуса новой власти, революционный атрибут (вроде комиссарского маузера), а не собственность в собственном смысле. Это почти религиозная миссия, вынуждающая миссионера быть самым-самым: образцово богатым, образцово успешным, образцово прозрачным и образцово цивилизованным. Это когда международный кредитный рейтинг ЮКОСа становится выше, чем рейтинг России как государства, что подается (и воспринимается!) как величайшая победа эффективного менеджмента над отсталой бюрократией.

Логика путинской контрреволюции - это в первую очередь коррекция ценностной системы. Власть "вертикали" выше, чем власть денег - вот тот "мессидж", которым должно было стать дело Ходорковского. Опала, которой подвергли этого боярина, обнажила в первую очередь нравственный конфликт. Когда одни говорят: "он не платил налоги!", а другие: "зато он помогал людям!", зримо обнажается механизм государственной и социальной катастрофы - "помогать ближнему" в массовом сознании оказывается более необходимым делом, чем "платить налоги". Задача власти была любой ценой настоять на обратном - и ее невыполнение означало ликвидацию государственности де-факто. Иначе говоря, у государства было два выхода: либо посадить Ходорковского, либо самораспуститься. Оно выбрало первый.

Сегодня же сидящий в тюрьме Ходорковский обречен стать политической константой - одним из главнейших элементов политического пейзажа. Он - та самая "альтернатива" и та самая "оппозиция" в ее зримом облике: "другая Россия", спрятанная за забором колонии общего режима. Есть актуальная "Россия Путина" и есть несостоявшаяся, потенциальная, подспудная "Россия Ходорковского". В 2008 году страна будет выбирать одну из них. Для "России Путина" это - финальный тест на выживание: или она сумеет доказать свое право на существование - то есть будет доучреждена как государство - или рассыплется вместе со стенами означенной колонии. И, как бы мне ни было по-человечески жалко М.Б.Ходорковского (далеко не самого худшего представителя ельцинской революции), я хотел бы, чтобы реализовался первый вариант.