Билет до Бреслау

Говорят, Сталин лично отчеркнул карандашом на карте новые границы польского государства, стремясь отрезать "братьям-славянам" побольше земли. На этой пограничной территории издавна жили и поляки, и немцы. Древний город Бреслау назывался Бреслава или Бреславль по-русски. Еще до Второй мировой войны его почетным гражданином был Адольф Гитлер, а после Победы, как утверждают некоторые из историков, советские специалисты вывезли отсюда в Сибирь сверхсекретный завод по производству… дисколетов, один к одному похожих на НЛО.

Поезд шел из Москвы до Вроцлава ночь, утро, день и вечер. У меня были свои причины отправиться однажды в мае в этот польский город: хотела вернуться в молодость родителей. Когда-то они, отец-капитан и мама – военврач, старший лейтенант, проделали тот же путь. Только сначала едва ли не пешком, с востока на запад, а после Победы, очень медленным поездом – с запада на восток.

В мае 1945 года этот город все еще назывался Бреслау, а разрезающая его река носила немецкое имя Одер. Немцы, которым до Второй мировой войны принадлежала теперешняя юго-западная часть Польши, пытались превратить Бреслау в неприступную крепость. Их самолеты приземлялись на Грюнвальдскую улицу, чуть ли не на одноименный мост. Но солдаты и офицеры Первого Украинского фронта под командованием Ивана Конева еще зимой форсировали Одер недалеко от Бреслау и теперь окружили город – столицу земли Нижняя Саксония.

#comm#Бреслау – надо отдать должное противнику – действительно стал для Красной армии первой серьезной крепостью на немецкой территории. Город сопротивлялся отчаянно, его защищали все: от членов гитлерюгенда до стариков, вступивших в фольксштурм.#/comm#

Когда 6 мая 1945 года комендант Бреслау генерал Нейхофф подписал, наконец, акт о капитуляции и были подсчитаны потери, выяснилось, что при штурме погибло со стороны вермахта 7 тысяч человек, с нашей стороны – 9 тысяч, но больше всего жертв было среди мирного населения – 80 тысяч человек. 9 мая к работе в городе приступила польская администрация.

В последние годы жизни мама все чаще вспоминала Польшу. На карте в стареньком атласе мира она подчеркнула все польские города, через которые прошла ее часть: Ниско, Сандомир, Островец, Коньске, Петроков, Вроцлав. В поверженном Берлине они с отцом также побывали после Победы, и мама расписалась там на рейхстаге за себя и за погибшего брата. В конце концов, я купила маме большую, более подробную карту Польши, и она все искала там городок Дойч-Лисса, где стоял их госпиталь в год окончания войны, и Лёйтен – там они бывали с отцом на экскурсии в музее Лёйтенской битвы, о чем свидетельствовали фотографии, сделанные в саду музея. Кто же знал, что до Дойч-Лиссы (теперешней Лесьницы) ходит из Вроцлава трамвай, а до Лёйтена (ныне Лютыни) - меньше часа езды автобусом? И кто знал, что эти названия скрывают еще одну историю о великом переселении народов, о которой мне удалось узнать в Польше, по сути, совершенно случайно.

...Автобус остановился в Лютыне прямо возле газетного киоска, и сразу же начались чудеса. Хозяйка киоска пани Галина, узнав, зачем я приехала, сказала, что музей, о котором я знаю с пеленок, - вот он, на углу. И вообще, сообщила она, вышла книга "История Лютыни", и тут же показала мне ее. Я раскрыла прекрасно изданную книгу и вздрогнула, потому что среди цветных иллюстраций сразу же увидела старую немецкую открытку с изображением костела (мы с киоскершей стояли метрах в ста от него) - этой открыткой я играла в детстве. Купила книгу немедленно.

Хозяйка небольшого магазина пани Тереза по собственной инициативе немедленно связалась по телефону с Ядвигой Рыбацкой, автором "Истории Лютыни", которая оказалась учительницей истории в местной гимназии и еще в одной деревенской начальной школе. Договорились встретиться через два часа, когда закончатся уроки.

Вернувшись в Москву, я стала читать со словарем "Историю Лютыни" и узнала, что село известно с июля 1324 года, что оно меняло хозяев и названия много раз, что, по сведениям 1999 года, живут здесь 980 человек и что главным событием, сделавшим Лёйтен-Лютыню достопримечательностью, была битва между прусскими и австрийскими войсками в ходе Третьей силезской войны, после которой Пруссия закрепила за собой владение Силезией вплоть до мая 1945 года, когда советские войска, потеряв 600 тысяч человек убитыми, окончательно вручили Польше свободу от всяких чужих империй.

#comm#Слава Богу, множество польских граждан, в том числе и Ядвига Рыбацка и ее муж Анджей, не забывают о роли Красной Армии в судьбе ныне цельной Польши: "Армия Червона вызволила нас".#/comm#

Спросите меня, на каком языке я говорила с лютынцами, пока ждала Ядвигу, и я не отвечу. Польского не знаю. Далеко не все поляки знают русский. Но мы отлично понимали друг друга. Тогда я еще не подозревала, что эти два часа сентиментальной прогулки по Лютыне станут для меня неожиданным уроком истории.

Для начала пан Юзеф, 60-летний пенсионер, оказавшийся в магазине, вызвался проводить меня до поворота.

- А вы знаете, я из-под Луцка, с Волыни, - сказал он. - Меня привезли сюда после войны.

Как интересно! Почти земляк. Волынь - это запад Украины, а моя бабушка была украинкой.

Из-за угла показалась женщина в платочке, которая вела велосипед.

- О, пани из России? А я с сорок пятого года здесь. Я полька из-под Тернополя, с Украины, - сообщила пани Уршуля.

Я пошла дальше.

- Почему пани фотографирует наши старые дома? - спросила меня дама в очках, которая разговаривала с соседкой.

Я, улыбнувшись, объяснила и в который раз вынула из сумки старые военные фотографии: "Мои мама и папа приезжали сюда в сорок пятом, посмотреть вот этот ваш музей. Они были русские офицеры, мама - лекаж военны, военврач".

Пани Вероника с интересом разглядывала фото.

- Я помню то время. Мы вынуждены были приехать сюда с Украины в сорок пятом. Моя родина - Тернополь.

На главной улице Лютыни меня обогнала невысокая грустная пани.

- Пани из Москвы? Родители бывали здесь в сорок пятом? И я тут с сорок пятого. Мне было тогда двенадцать лет.

Уже зная заранее ответ, я спросила пани Марию:

- Вас вывезли с Украины?

- Так. Мы жили там недалеко от границы с Румынией...

"Отчего же здесь столько выходцев с Западной Украины? - размышления не покидали меня. - Выходит, Красная Армия вытеснила немцев из Лёйтена, и в их дома вселились украинские поляки. Но почему уехали с родины?"

Счастливое настроение потускнело.

...Пани Ядвига Рыбацка подлетела к магазину на крошечной юркой машине, которую она, смеясь, назвала "малюх".

- Советские солдаты жили в казарме в соседнем дворе, - на хорошем русском языке сказала пани Рыбацка. - Между прочим, и свекор мой, и свекровь, оба поляки, - родом с Украины, из-под Коломыи. Бежали сюда в сорок пятом.

- Без обеда я вас не отпущу, - заявила пани Ядвига.

Обед с последующим распитием чешской грейпфрутовой водки "Ельцин" был очень хорош. Под конец я разрешила мучившую меня проблему:

- Скажите же мне, от кого после войны бежали сюда, на новые польские земли, поляки с Украины? От Советов? От Сталина?

- Что вы, пани Татиана! Они бежали от украинских бандеровцев. Те вырезали поляков целыми семьями, вплоть до младенцев. До сих пор моя свекровь боится выходить на улицу, когда темно.

#comm#Трудно даже представить себе, сколько надежд, страхов и горя для людей разных национальностей, а в частности, для разных групп славян: поляков и украинцев ("родственников", казалось бы), вместил в себя победный 45-й год. #/comm#

Немцы, понятно, спасались от пришедших с востока победителей – красноармейцев, которые назывались странным словом bolschewik; навязанные фашистской пропагандой и реальные опасности гнали их с обжитых территорий дальше на запад. А на землю этих немцев, в их покинутые дома, через всю Польшу шли с востока с малыми детьми, с тележками, узлами, с домашним скарбом карпатские поляки, смертельно напуганные бандеровцами, которые выявились в тылу у Красной армии и начали "освобождение" Западной Украины. Выходит, только в мирное время могут сосуществовать рядом люди разных национальностей. Но не дай Бог война, - и разделяются народы, и сдирается с противников тонкий лоск цивилизованности! В этой незаметной битве наций так же трудно оставаться человеком, как в реальной битве с помощью пик, палашей, мушкетов, винтовок, автоматов или ядерных боеголовок....

Обо все этом, мы и вели тихую беседу за чаем.

Какими вырастут младшие Рыбацки из небольшого, известного на весь мир немецкого села Лёйтен, которое давно, и, хотелось бы думать, бесповоротно, а главное, не без нашей помощи стало польской Лютыней? Безусловно, любящими свою милую Польшу, как любили ее Шопен и Косцюшко, – патриотизм еще никто в Польше отменять не посмел. К России именно эти ребята, дети разумных, образованных родителей, возможно, будут относиться нейтрально. С другой стороны, живы польские старики, которые ухаживают за нашими воинскими кладбищами во Вроцлаве и в других городах. Ну, а большинство поляков? А еще через несколько лет?

Неизвестно. Любви – нет. Уважения – минимум. От политической зависимости от нас поляки уже много лет, как избавились. Дружить, привыкши либо командовать, либо заискивать, – мы не умеем. Использовать несомненные плюсы, подаренные историей, так и не научились. Создание положительного образа России на Западе – Боже упаси, нет таких специалистов… А ведь если итоги Второй мировой войны и будут когда-либо пересмотрены, то начнется этот процесс, прежде всего, в головах освобожденных нами народов. Возможно, уже начался. Уже идет брожение умов по поводу пребывания на польской земле памятников советским воинам-освободителям.

…Пан Анджей в тот длинный пасмурный день довез меня до Лесьницы (Дойч-Лиссы), когда уже засияло предвечернее солнце. - А у нас завтра праздник, День Победы, - сказала я Анджею.

- У нас он тоже был, - ответил он. - Сейчас нет.