Генералы шахтерских карьеров
Эра шахтерского движения, которая давала повод надеяться на развитие рабочего, профсоюзного движения в пореформенной России, прошла. Шахтеров уже не боятся, как 19 лет назад, когда страну потрясли их первые массовые выступления. Им лишь сочувствуют, но не более.
Который месяц героически борются за свои права рабочие уральской шахты «Красная шапочка». Неделями не выходят из забоя, голодают, падают в обмороки, но борьба эта не только не находит понимания у хозяев предприятий, но и поддержки в других шахтерских коллективах.
А когда-то было это, как внезапный выброс...
В ночь с 10 на 11 июля 1989 года на шахте имени Шевякова в Кузбассе третья смена отказалась приступить к работе. Основные требования шахтеров - пересмотр расценок и обеспечение рабочей одеждой. 11 июля бастующих поддержал весь Междуреченск, а следом и весь Кузбасс.
С расширением забастовки росли и требования. Теперь уже шахтеры хотели экономической и финансовой самостоятельности шахт, права самим продавать сверхплановый уголь, усовершенствовать организацию и оплату труда, позаботиться о больных и инвалидах, вернуть рабочим санатории и дома отдыха - все эти проблемы и прежде поднимались на различных собраниях и конференциях, но не решались, и вот выдвинулись как ультиматум.
Через неделю пламя забастовки перекинулось на все угольные регионы СССР, стачка стала не просто массовой, а - всесоюзной, и этим навсегда вошла в историю, занесена в календари, как событие, оказавшее существенное, я бы даже сказал решающее значение на судьбы Отечества.
И все же надо признать, что она оставила после себя не только героический след, но и много вопросов, ответы на которые до сих пор не найдены и скорее всего найдены не будут.
Главный из них - как получилось так, что сотни тысяч людей, никогда прежде друг друга не знавших, не объединенных организационно, почти разом вышли на площади городов и шахтерских поселков?
Кто их вел, поднимал из шахт и разрезов? Профсоюзы? Те испуганно жались в тень. Партия? Она забастовку поначалу осудила, потом попыталась было перехватить инициативу, но было поздно, шахтеры уже подписали ей приговор. Директорский, инженерный корпус? Он лишь старался не допустить разрушения, затопления шахт.
Тогда - кто?
Говорили - страх. Боялись арестов, танков, расправы. Над взбунтовавшимися городами еще витал зловещий дух Новочеркасска. Этот страх гнал гонцов на другие шахты и в другие регионы, еще не охваченные стачкой. На машинах и мотоциклах, поездами и самолетами они мчались, чтобы встать, лечь, упасть на пути идущих в забои смен. Потом, когда забастовка окрепла и власть признала ее правоту и свое поражение, страх перед властью сменился страхом перед площадью, страхом быть раздавленным своими же, если не пойдешь у них на поводу.
Но площадь - что айсберг, она плывет лишь по течению, которое ее подхватит. Это во-первых. Во-вторых, по чьему-то распоряжению подавались на шахты автобусы, включались на площадях микрофоны.
Кто отдавал такие распоряжения?
Эти вопросы задавали не журналисты шахтерам, а шахтеры журналистам, когда все отошло, схлынуло, и стали не состыковываться причины и следствия. «Если прежде шахтерское звено отказывалось спуститься в лаву, хлопцы из ГКБ быстренько прочищали им мозги, - говорил нам озадаченный Костя Фесенко, один из шахтерских лидеров. - А тут как будто разом ушли в отпуск. Проспали? Вряд ли. Когда я после принимал у себя в стачкоме иностранных корреспондентов, мигом позвонили: «Ты чего там мелешь?», хотя при разговоре не присутствовали. А тогда - валяйте, ребята, выпускайте пар. А ребята и рады! Легли на площадь, и давай касками стучать: вот, мол, какие мы...»
Костя пытался было самостоятельно найти ответы на эти вопросы, но ему наломали бока, и он из движения ушел.
Беда в том, говорили другие горняцкие лидеры, что шахтерское движение состоит лишь из солдат и генералов, и куда эта армия пойдет, зависит от того, кому надели на этот момент генеральские погоны. Солдат думать не обязан, да и не хочет. Вас, говорят, выбрали, вы и думайте, а наше дело глотку открыть, глаза выпучить и орать! Но и у генералов кроме погон - ничего, ни знаний, ни политической грамотешки, а порой и глаза зашорены. Хватаются за идеи, не разбирая, кем они подброшены и для чего. А мастеров подбрасывать разные идейки много. Бумажки пишут и этими бумажками нас же накалывают...
Шахтеры полагали, что они с триумфом прошлись по стране, а их, как это бывает на фронте, просто пропустили через себя, чтобы отсечь от основных сил. Они верили, что, захватывая кабинеты и должности, берут власть, а их лишь дешево покупали.
И самый организованный отряд рабочего класса пошел по рукам. Сперва их использовали демократы в борьбе за Кремлевские кабинеты. Потом директора, стремящиеся побольше урвать денег из государственного бюджета. За ними - коммунисты, ищущие опоры в массах. Олигархи, нацелившиеся свалить очередное правительство. Криминальные авторитеты, мечтающие руками недовольных шахтеров заварить в стране бучу, во время которой можно было бы вволю помародерствовать и пограбить. Словом, все, кому не лень. Бывшие генералы шахтерских карьеров давно переселились из тесных и пыльных забоев в уютные чиновничьи кабинеты, банковские и коммерческие структуры, бросив свою полуразложившуюся армию на произвол судьбы.
Эта злая и голодная масса сегодня деморализована, растеряна.
Чего добились? Хотели взять в свои руки шахты, пансионаты и санатории, но в результате потеряли все. Требовали повысить расценки, а получили невыплату денег вообще. Кричали об опасных условиях труда, а выкричали дикое закрытие шахт без перепрофилирования и создания новых рабочих мест. Иногда эти отчаявшиеся люди выходят на рельсы, перекрывая железнодорожные магистрали, или разбивают палаточный городок в Москве возле Дома правительства, но стук их касок уже мало кого пугает. Теперь, как горняки уральской шахты «Красная шапочка», каждый протестует в одиночку, остальные стоят в стороне и смотрят – некоторые с сочувствием, некоторые с усмешкой. Шахтерское движение вымирает, вырождается, раскалывается на маленькие отряды. И становится не то, чтобы более опасным, а - непредсказуемым, неуправляемым.
…Как-то, чтобы попытаться понять, что же все-таки произошло и происходит в шахтерском движении, которое, в общем-то, уже и не движение, а, скорее, судороги, похожие на агонию, в Междуреченске собрались представители российского Независимого профсоюза горняков - родного дитя забастовки. Не было на этом съезде только инициаторов той стачки - горняков с шахты имени Шевякова. Потому что такой шахты в России больше не существовало. Ударная волна, поднятая внезапным социальным выбросом, случившимся здесь в ночь с 10 на 11 июля 1998 года, как бы вернулась спустя годы назад. Взрыв газа метана унес жизни 23 горняков и вызвал обширный пожар в шахте. Ни вынести из-под земли трупы, ни потушить огонь так и не удалось.
?>