Вдруг ощущаешь, что с Богом все под силу!

Какое же чудо эти рассказы! Что за слог! Что за образы! У каждого, кто открыл эту книгу, вырвать ее из рук уже невозможно до последней страницы! Удивительно, как в изящных маленьких зарисовках и автобиографических заметках о своем монастырском послушничестве, исполненных и почитанием, и доброй иронией, в образах людей, которые могут показаться кому-то нелепыми чудаками или даже самодурами, автор открывает перед нами такой чудный мир!

В книге архимандрита Тихона совсем нет искусственной романтизации архаики или нарочитого любования опрощением жизни, свойственных показной интеллигентской религиозности. Нет, этот мир прекрасен тем, что в нем расчищено главное в человеке. Он поражает тем, что, отрекаясь от гордыни, человек вовсе не лишается своей неповторимости во всем – и в своем пути к Богу! Чудесным образом этот мир вдруг оказывается близок, в нем вовсе не ангелы, а люди, живые-преживые, и мир этот вовсе не отпугивает, а притягивает!

Но главное, чем этот мир предстает почти волшебным, хотя в нем в ватниках убирают лепешки из-под коровы, которая может угодить прямо в лицо нерадивому послушнику измазанным навозом хвостом, - это своим светом, добротой, любовью и чистотой, полной освобожденностью от порабощения действительностью! Да еще какой действительностью - сугубо враждебной особенно монашеству - давнему предмету ненависти русских атеистов, отказывающихся, как Иван Карамазов, верить в Бога Всемилостивейшего и Милосердного… Вот где подлинная свобода - свобода внутренняя, неподвластная не только КГБ – «комиссии глубокого бурения», как с сарказмом его называли в Псково-Печерской обители, но ежедневно подстерегающему искушению хлебом и властью… Как же пронзительно встает евангельское: «И познайте Истину, и Истина сделает вас свободными»! (Ин, 8, 32)

Эта обитель, в которой нынешний архимандрит Тихон - отец-наместник Сретенского монастыря - провел свои послушнические годы, выстояла в течение всех гонений на Церковь. Выдержала она даже хрущевскую «оттепель», которая оттепелью была лишь для нынешних либералов, а на деле была очередным погромом трех столпов России и русской жизни - Церкви, деревни и армии.

Гонимые и притесняемые во всем, отвергающие всем сердцем и духом саму суть коммунистической картины мира, эти хрупкие старики и юноши, были смелее и честнее прославленных диссидентов, не гнушавшихся помощью откровенных внешних врагов России.

Эти же монахи не утратили ни любви к Отечеству, пребывавшему, по их мнению, в чудовищном греховном соблазне, ни к обычному советскому человеку, не всегда злому, но всегда намеренно или бесхитростно бестактному по отношению к ним – кротким, и смеющемуся над ними… И не было и нет никакой силищи, способной сокрушить самодержавие духа этой кроткой, тихой, безобидной, нищей братии... Именно их надмирное самостояние было той незыблемой скалой, о которую безуспешно разбивались потуги выкорчевать веру и русский дух! Вот уж кому вовсе не надо выдавливать из себя по капле раба! Ведь они и были по-настоящему СВОБОДНЫМИ!

Для читателя, незнакомого с жизнью церковных людей и, тем более, монастырей, захватывающе интересным окажется все, так непохожее на ернические мифы о Церкви и монастырях. Сколько среди этих монахов высокообразованных тонких умов! Но не только они, но и не имеющие формального образования мудрецы поражают глубиной суждений и советов, способностью чувствовать Промысел Божий, что особенно в нашем русском православном старчестве. Но при этом как прямо и тепло описаны все они как живые люди со всеми своими особенностями и недостатками, они не иконы, но именно «несвятые» святые – точность названия поразительна!

Мир, далекий для нас - мирян, вдруг становится совершенно понятным, в который невольно осмеливаешься попробовать поместить хотя бы мысленно себя – это наш Богоданный мир, в котором, став ближе к Богу, становятся ближе и друг к другу. И тут вдруг вспоминаешь, недаром же после Причастия хочется всех обнять!

А каковы описанные с блеском настоящего литературного пера прямо гоголевские характеры! Есть там и «очень вредный» отец Нафанаил в рваном подоле и с мешком сухарей вперемешку с монастырской казной на плече, способный поспать в сугробе, устроить хитрости и маленький спектакль, чтобы не отдать на пустое монастырские денежки, и даже подстроить короткое замыкание, чтобы не пустить в свою келью самого наместника. Ему противоположность – буйного нрава и скорый на наказание наместник Гавриил, потом считавший самыми счастливыми и близкими к Богу годы своего собственного наказания и взыскания. Рядом с простой, вынесшей бесчисленные лишения, испытания, но сохранившей реликвии преподобного Серафима Саровского схимонахиней Фросей, - выпускники университетов, прочитавшие Гегеля и Маркса и отринувшие жизнь как «способ существования белковых тел» (Ф. Энгельс)…

А каков мощный красавец - отец-наместник Алипий, боевой офицер, герой Великой Отечественной, отбривший наглость министра культуры Е. Фурцевой не церковнославянским, а таким солдатским скабрезным словцом, что та завизжала и забилась в истерике прямо в монастырском дворе, куда явилась публично перед братией пристыдить «советского офицера», ставшего «мракобесом»…

А гугнивый монах, отсидевший в лагерях за веру и заразившийся от сокамерников-уголовников тюремным жаргоном, от которого у наместника уши вяли?

А сколько там поистине сказочных, но совершенно истинных происшествий, случившихся с самим о. Тихоном не иначе как по Промыслу Божию, и сколько забавного и почти невероятного! Да уж, читатель, даже приступивший к этой книжке со скепсисом, не заскучает.

В этих коротких и совершенных по литературной форме и эстетике рассказах удалось через малое сказать так много о большом! Сам Архимандрит Тихон в рассказах везде остается именно послушником, и не скрывает много забавного и очень жизненного о себе и полумальчишеском скепсисе и сомнениях на своем пути. Когда сегодня ставший отцом-наместником Сретенского монастыря архимандрит Тихон уже многих своих печерских наставников перерос и сам является наставником и духовным отцом очень многих и многих ярких и незаурядных людей, особенно трогательны его бережное почитание и неизбывная благодарность к той лествице, которой стала для него Псково-Печерская обитель…

Это не текст, отредактированный для придания ему обучающей назидательности. Наоборот, читатель совершенно незаметно погружается в греющие лучи воспоминаний, чуть разорванные светлыми облаками.

И в этих теплых добрых лучах начинаешь сам улыбаться и вдруг обретаешь такое умиротворение, такое равновесие, такое спокойствие за завтрашний день, что диву даешься. Вдруг ощущаешь, что с Богом все под силу!

Ведь превратила же братия монастырь в благоухающий ухоженный цветник. И сделали это не флористы сада Версаля, а монахи, что слаще морковки в буквальном смысле не видели! Красота в душе породила красоту дел. Так неужели мы не сможем расчистить нашу Россию и нас самих? Можно, только как сказал старец Серафим, «нужно лишь наше собственное «произволение»», которого мало осталось. После этих рассказов о «несвятых святых» закрываешь книгу исполненный не просто «утешения, а новых сил к жизни» - как это случалось по рассказу архимандрита Тихона с людьми после посещения отца Иоанна Крестьянкина… И руки, было опустившиеся от уныния, вдруг поднимаются.

В этих рассказах столько жизни и занимательности и, наоборот, никакого приторного умиления, которым наполнены православные издания «для семейного чтения», воспевающие Домострой и постную крестьянскую стряпню XVI века из уже несуществующих продуктов. Без тени назидательности одна эта книга есть миссионерская глыба и стоит сотен лекций и поучений…

Материалы по теме:

• Александр Музафаров "Этот волшебный книжный мир"