Кому нужны нынче Михайлы Ломоносовы?

Предложение помощника Президента РФ Аркадия Дворковича отменить студенческие стипендии не было случайным. Оно вполне укладывается в прокрустово ложе либерализации системы образования России.

В самом деле, никто никому в России в последние двадцать лет не обещал строить «социальное государство». Чему же тогда удивляться? Последовательная государственная политика расширения платного сектора образования проводится давно и вполне успешно.

Еще в 2004 году ВЦИОМ провел исследование «Анализ доступности высшего образования для социально уязвимых групп». Тогда было отмечено, что проблемы высшего образования и неравенства в этой области принадлежат не только к академическим социологическим проблемам, интересующим ученых, к социальным проблемам, интересующим педагогов, или ведомственным проблемам, интересующим управленцев. Эти проблемы обсуждаются и самими учащимися школ, абитуриентами, студентами вузов. Они, естественно, волнуют семьи, где есть дети. Без преувеличения можно сказать, что проблемы образования волнуют все российское общество.

Но для разных категорий населения в соответствии с типами социальных, материальных, культурных ресурсов этих групп возможность получения высшего образования стала играть совершенно разную роль.

Для бедных слоев оно продолжало быть важной гарантией социального роста (пусть даже – и призрачной), а для детей из богатых или состоятельных слоев населения оно превратилось в элемент социального престижа. Не случайно дети из «элитных» семей стали учиться в Сорбонне, Оксфорде, Йельском университете и прочих «престижных» заведениях.

Бывшая советская система высшего образования, переживавшая явный и болезненный кризис, сумела за несколько лет (1995-2002 гг.) адаптироваться к переменам. То есть, она стала преимущественно платной.

В исследовании ВЦИОМ шестилетней давности, о котором мы уже упоминали, отмечалось, что еще в 2002 году доля первокурсников, обучавшихся в государственных и негосударственных вузах на платной основе, превысила половину. Открывшиеся ресурсы коммерциализации образовательного процесса позволили вузовской системе резко увеличить численность принимаемых студентов: с 1995 по 2001 год численность студентов выросла более чем вдвое.

Важно отметить, что процесс коммерциализации образования шел параллельно с обнищанием основной массы населения страны, а значит – явился фактором серьезного социального напряжения.

Безденежные семьи из кожи вон лезли, что бы дать детям высшее образование.

Да, во многом это было следствием сохранявшегося «советского сознания»: родители были уверены, что дети должны учиться и получать серьезное образование – так они «выйдут в люди».

Нисколько не изменилась ситуация с установкой на получение высшего образования и сегодня. По данным социологов, значительно более двух трети опрошенных респондентов в возрасте 20-24 года заявляют, что хотят получить вузовское образование. Мало того, об интересе к науке и учебе в 15-20 лет заявляет более трети.

Кажется, у политической и экономической элиты страны есть все основания радоваться: в обществе царят явные настроения в пользу модернизации России, о которой в последнее время так много говорится. Ведь совершенно понятно, что эта самая модернизация по определению невозможна в стране, где высшее образование не востребовано на уровне социально-культурных потребностей населения.

А если модернизация не будет подкреплена соответствующим ростом образовательного уровня в стране, то все модернизационные программы станут не больше, чем сферой отмывания денежных потоков.

Коли раскручиваемый в последнее время тот же проект «Сколково» останется без квалифицированных выпускников вузов, он тоже может стать со временем «стиральной машиной» для тех, кто будет допущен к «пирогу» финансирования.

Но вернемся к тому, с чего начали. Понятно, сегодня стране нужны сильные, умные студенты и выпускники вузов. А государство нынче платит студенту 1100 рублей стипендии и просит его ни в чем себе не отказывать. Но возможно ли на 37 долларов (по текущему курсу!) обеспечить студенту менее или более приличное существование? Понятно, что нет.

Вот потому-то и гоняются наши потенциальные Михайлы Ломоносовы за зарубежными стипендиями, и уезжают из страны еще до того, как получат здесь диплом.

Например, посольство Франции в России предлагает нашим студентам последних курсов университетов перебраться ближе к полям Шампани и замкам Луары на следующих условиях: соответствие требованиям академической подготовки и гарантированные 800 евро (32 000 рублей по текущему курсу) в месяц. А теперь попробуем сопоставить французские «степухи» с нашими, в 1100 рублей. Получится в 29 раз больше.

И французское правительство не жалеет этих денег для того, чтобы попытаться заполучить из России толковых ребят для «модернизации Франции».

Более того, усиленно продвигает эту программу в российских университетах, справедливо полагая, что если российскому правительству этот модернизационный потенциал не нужен, так не пропадать же ему вообще?

Позорно, но факт: многие российские Ломоносовы из бедных слоев населения, получившие дипломы престижных вузов, ищут себе совсем не «ломоносовские планиды». В одном из исследований ВЦИОМ мы находим совершенно потрясающий факт: многие выпускники вузов с красными дипломами вынуждены идти… уборщицами в Сбербанк или другие банки, чтобы зарабатывать себе на более или менее сносное существование.

К этим «уборщицам» относятся психологи, историки, филологи, биологи, архивисты, микробиологи, почвоведы, а так же представители многих других весьма уважаемых на Западе профессий. Очевидно, их невостребованность связана с тем, что ничего «модернизационного» от них власти государства не ждут, а посему после вуза их часто ожидает смехотворная зарплата в 6-8 тысяч рублей. За помывку полов в банке платят от 15 до 20 тысяч тех же рублей. Комментарии излишни…

Но вернемся к студенческим стипендиям. Напомним, что сегодня фактор экономический, безусловно, является основным источником неравной доступности высшего образования.

В огромном числе российских семей просто нет денег на то, чтобы позволить ребенку его получить. Для них и 1100 рублей – деньжища! С учетом того, что во время учебы человеку надо хотя бы питаться и одеваться, пресловутые 37 долларов – какое-никакое подспорье в семейном бюджете.

Утверждения г-на Дворковича о том, что «стандартные стипендии у студентов» являются-де «неправильным сигналом», и удивление высокого чиновника по поводу того, что студент за «сам факт своей учебы получает компенсации» тоже вызывает недоумение.

Однако, напомним, что учеба сама по себе является серьезной формой труда человека. Призывая студентов «поработать после учебы», г-н Дворкович, вероятно, позабыл, что если студент будет «работать в кафе» или «делать переводы», как он предлагает, то он однозначно не будет успевать читать положенных ему по программе книг, не говоря уже о выполнении положенных для самостоятельной работы задач.

Как это скажется на качестве будущих специалистов – понятно без всяких комментариев.

Предлагая отменить какую-либо материальную поддержку со стороны государства студентов, поскольку «это и правильней, и дешевле для налогоплательщиков, чем платить стандартные стипендии», г-н Дворкович упускает из виду еще одно очень важное обстоятельство. Уже много лет и студенческая масса, в подавляющем большинстве состоящая из представителей слабо обеспеченных слоев населения, и семьи студентов ожидают, что государство смилостивится, и эти унизительные стипендии все-таки повысит. Вместо этого солидный представитель власти предлагает их отменить вовсе.

Подобное предложение, возможно, вполне оправданное с бухгалтерской точки зрения, может оказаться фактором дестабилизации общества и негативного отношения к власти.

С учетом приближающихся выборов в Государственную Думу и выборов президентских подобный шаг вряд ли пойдет на пользу той части элиты, что ныне занимает ведущие позиции.

Возможно, если у государства иссякли ресурсы как для 37-долларовой стипендиальной поддержки студентов, так и для поддержки бесплатного образования вообще, стоит пойти на другие меры, которые помогут расширить доступность постсреднего образования. Почему бы, скажем, не подумать о развитии таких форм обучения, которые могли бы принимать контингенты, не располагающие достаточными средствами и временем на длительное и дорогостоящее приобретение профессии.

Примером здесь могли бы послужить созданные в 1970-е годы во Франции двухгодичные Технологические институты с конкретной и практической специализацией, которые сумели привлечь массу молодежи, не располагающей достаточными ресурсами для поступления в «престижные», «элитарные» вузы.

Фактически, это была бы реанимация почти уничтоженных в 90-е годы техникумов, которые можно было бы наделить новыми образовательными функциями и определить для них свою нишу в подготовке кадров для новой российской экономики.

Решение вопросов, связанных с доступностью высшего образования, зависит от решения других, более глобальных, проблем, стоящих перед российским обществом.

И тут надо определиться, какая задача на самом деле является для государства приоритетной. Элитаризация образования, связанная с платным характером обучения, или демократизация образования, дающая обществу шанс для продвижения наиболее талантливых людей на верх социальной пирамиды?

Думается, что не получив от правящих элит ответа на этот вопрос, сложно дать исчерпывающую оценку предложениям президентского помощника. Во всяком случае, поспешные «бухгалтерские» решения в этой сфере представляются опасными. Слишком жизненно важная проблема ставится на кон.