Светлое лицо эпохи

За долгую свою жизнь (93 года) народный артист СССР Е.В. Самойлов сыграл 39 главных ролей в трёх театрах России и 45 раз снялся в отечественных кинокартинах. Это немного, если учесть, что некоторые его коллеги, прожившие много меньше, успели в разы перекрыть вышеназванные главные актёрские показатели.

По части регалий, призов и всяческих премий Евгений Валерианович тоже никогда не лидировал среди коллег. Хотя и был награждён четырьмя орденами, шестью медалями. Имел три Сталинские премии (первой степени – за главную роль в фильме «Щорс»; две – второй степени – за роли Василия Кудряшова в фильме «В шесть часов вечера после войны» и Олега Кошевого в спектакле «Молодая гвардия»). Кроме того, его трижды награждали премиями «Московской театральной весны» и «Золотым орлом» – «за беззаветную преданность искусству» – тоже не бог весть какой «звездопад».

Между тем этот актёр явил нам пример уникальный, в отечественном искусстве никем, пожалуй, и не превзойдённый: львиная доля его театральных и киноработ была удачным, временами просто блестящим воплощением образа положительного героя.

А ведь ещё со времён античных известно: нет ничего более сложного в искусстве, чем сотворение примера для благородного подражания.

Да и сейчас любой первокурсник театрального вуза вам подтвердит: сыграть подонка, мразь человеческую – проще пареной репы. Всё равно, что пуститься во все тяжкие. Создать на сцене или в кино образ положительный и привлекательный – на такое способны лишь единицы.

В наше непростое время, когда с театральных подмостков, с экранов кино и телевидения, со всех других средств массовой информации на зрителя льётся сплошной поток негатива, «порнухи» и «чернухи», решение подобной задачи нынешними художниками в повестку дня, похоже, даже не ставится. А так называемое андеграундное, постмодернистское «современное искусство» просто концептуально не рассматривает положительного героя как сверхзадачу. Дескать, в дурном мире не может быть ничего светлого. И потому мир этот исчерпывается на уровне убогих, нелепых, с точки зрения здравого смысла, перфомансов с унитазами.

А мне как раз вспоминается рассказ покойного Э. Марцевича. На год позже Самойлова этот замечательный артист пришёл служить в Малый театр, и дружил с Евгением Валериановичем до самой смерти последнего. Эдуард Евгеньевич случайно, в концертном исполнении, а не в театре увидел отрывок из «Гамлета» с Самойловым в главной роли. Сам спектакль тогда в театре имени В.В. Маяковского поставил Н. Охлопков. «Что б ты знал: любой артист хочет сыграть Гамлета. С тех пор, как это сделала Сара Бернар, о датском принце, наверное, мечтают и все актрисы. И я не был исключением. Всё изучил об этой выдающейся роли. Актёры прошлого изображали Гамлета сильным, слабым, злым, добрым, коварным, безвольным, неврастеником, ипохондриком. Словом, наделяли его всеми в основном пагубными человеческими страстями. И только один Самойлов явил на сцене исключительно светлого и человечного героя. В образе Гамлета, проницательного психолога и мыслителя, мощно проявился темперамент самого Евгения Валериановича, сумевшего создать образец высочайшего интеллекта. Увидев эту работу, я буквально заболел. Даже спать перестал, всё думал о Гамлете. Подготовил самостоятельно отрывок из роли, показал сцену своим сокурсникам. Кто-то из «маяковцев» оказался на показе и предложил выступить в роли перед самим Охлопковым. Я рискнул, и о, чудо! Николай Павлович дал мне роль Гамлета в театре имени Маяковского! Более счастливого человека, чем я был в те минуты жизни, представить себе невозможно. Я ещё студент, ещё не сдал выпускных экзаменов, и вдруг такое фантастическое предложение! У меня голова кружилась от счастья. Гамлет – в двадцать два года! Подобного не случалось нигде и никогда. А главное, я буду играть в очереди с самим Самойловым! Через некоторое время Евгений Валерианович ушёл в Малый театр, и я последовал за ним. Как за старшим братом. И – за великим артистом. Такого глубокого и светлого творца в нашей культуре больше не было».

Родился Евгений Самойлов в семье потомственного рабочего. Отец – Валериан Саввич – мальчишкой пришёл на Путиловский завод и стал там впоследствии мастером пушечного цеха. Мать – Анна Павловна – занималась домашним хозяйством.

Добрые родители подарили Жене счастливое детство и светлую юность. Принципиальный, но не строгий отец, ласковая мама – ангел-хранитель дружного семейства, в котором духовные интересы всегда ценились выше материального достатка.

Валериан Саввич был абсолютно лысым. Вместе с известным попом Гапоном он ходил к царю и, когда начался расстрел, то со страху залез на столб. Это отца спасло, но на нервной почве он потерял все волосы навсегда. Слыл человеком разнообразных увлечений: собрал большую библиотеку, регулярно посещал с семьёй театр, писал картины маслом. Он и привил сыну любовь к литературе и искусству. Свободное время Евгений проводил в залах Эрмитажа и Русского музея. Особенно его привлекало творчество М. Врубеля, И. Левитана, В. Серова. Мечтал поступить в Академию художеств. Но, видать, Судьба уже уготовила ему театральную стезю. Совершенно случайно оказавшись в частной художественной студии Николая Ходотова на Литейном, Женя вдруг понял: вот это и есть по-настоящему его призвание. И ни разу впоследствии не сожалел о сделанном жизненном выборе. После школы окончил Ленинградский художественный политехникум. Получил направление в Театр актерского мастерства под руководством выдающегося режиссера, актёра и педагога Леонида Вивьена. Здесь партнерами юного Самойлова были Ю. Толубеев и В. Меркурьев. Весной 1934 года в Ленинграде гастролировал Государственный театр имени Мейерхольда (ГосТИМ). Всеволод Эмильевич побывал на спектаклях своего друга Вивьена. Увидел Самойлова и, не задумываясь, пригласил его в свою труппу на амплуа молодого героя.

Встреча выдающегося советского театрального режиссёра, актёра, создателя целой актёрской системы и начинающего ленинградского артиста, их последующая человеческая и творческая дружба – отдельная, чрезвычайно интересная и захватывающая тема, к тому же никем ещё глубоко не исследованная. Ну, ведь далеко же не случайно самый что ни на есть авангардный по тем временам театральный постановщик остановил свой выбор на актёре, которого до него все рассматривали только лишь как сценического красавца-любовника.

Чутко уловив в природе таланта Самойлова яркий темперамент и склонность к созидательной героике, Мейерхольд развивал эту редкую способность Евгения увлеченно и взыскательно.

А молодой актёр оказался трудолюбивым и терпеливым учеником. Он всё впитывал в себя на репетициях мастера и его показах, учился у коллег, партнеров, с упорством осваивал «биомеханику». Вдобавок блистательный актёр романтической школы Ю. Юрьев, приглашенный в ТИМ, стал прививать Самойлову сложнейшую манеру исполнения героико-романтического репертуара. Кроме того, любознательный от природы Евгений Валерианович, что называется, с головой окунулся в театральную жизнь Москвы. Пересмотрел весь репертуар МХАТа, спектакли вахтанговцев, стал свидетелем оглушительного триумфа Остужева в роли Отелло. Молодой артист учился у таких корифеев отечественной сцены, как М. Тарханов, Б. Щукин, Р. Симонов. Да, чуть не забыл самое главное: первое время ленинградский актёр жил в семье Мейерхольда. Даже когда к Евгению Валериановичу приехала его жена Зинаида Левина, режиссёр по-отцовски помогал молодой семье. Удивительная человеческая симпатия, установившаяся между ними, подарила Самойлову общение с С. Эйзенштейном, В. Шебалиным, А. Толстым, В. Софроницким, Л. Обориным и другими выдающимися деятелями культуры – друзьями и гостями Мейерхольда. При этом сам Всеволод Эмильевич деликатно, но настойчиво образовывал своего ученика, обогащая его ум и сердце. Четыре года рядом с мастером стали для Самойлова периодом интенсивного постижения актерской профессии. При расставании артист получил от учителя как ободряющее напутствие краткую служебную и творческую характеристику: «Е.В. Самойлов – артист, который скоро займет на театральном фронте одно их первых мест в армии советских артистов». Спустя годы Самойлов однажды признается: «Мейерхольда мне сам Бог послал».

Отлично сыграв в ТИМе Эрнани и Чацкого, Самойлов под руководством Мейерхольда приступил к работе над ролью Павки Корчагина в спектакле «Одна жизнь» по роману «Как закалялась сталь» Н. Островского. К сожалению, зритель этой работы не увидел – ТИМ в 1938 году ликвидировали как формалистический и идеологически вредный. Но историки отечественного театра в один голос утверждают: Корчагин в сценическом воплощении Самойлова явился непревзойдённой театральной вершиной того времени. Не случайно и мы делаем акцент на этой незавершённой работе актёра.

…Когда вышел фильм братьев Васильевых «Чапаев», Сталин, первым оценивший гениальность ленты, выдвинул перед кинематографистами идею создания новых картин, прославляющих героев Гражданской войны. Перед режиссёром Довженко поставили задачу: воплотить на экране «украинского Чапаева» – Щорса.

Режиссёр больше года упорно искал исполнителя главной роли, пока не остановился на Самойлове. Внешне актёр совершенно не походил на реального Щорса. Впрочем, Довженко и не требовал сходства. Ограничились приклеенной бородкой. Главное было в другом – создать образ пламенного революционера, опытного, авторитетного красного командира с глубокой, страстной верой в светлое будущее. И при этом не сбиться в пафосность, в приторную революционную слащавость. Самойлов с блеском воплотил замысел режиссёра. Он ещё «жил Корчагиным», и в новой роли, может быть, сам того до конца не осознавая, перенёс на Щорса весь свой созидательный пафос, накопленный в предыдущей работе с Мейерхольдом. Но правда и то, что Александр Петрович стал для него мудрым наставником, научившим в работе над ролью Щорса «идти от себя» в «предлагаемых обстоятельствах». Спустя годы Самойлов признавался: «Его философские высказывания, его поэтические размышления открыли мне, актёру тогда молодому, но уже познавшему театральные искания Мейерхольда, совершенно иной мир. И я устремился в этот мир, полный высоких нравственных чувств и романтических образов. Именно встреча с Довженко во многом определила мою актёрскую судьбу на несколько десятилетий вперёд, если не на всю жизнь».

В работе над Щорсом у Евгения Валериановича встречались и другие, более прозаические трудности, которые он преодолевал под жёстким наставничеством Довженко. К примеру, никогда раньше артист не садился на коня. А по сценарию ему требовалось немало времени находиться в седле, да ещё проделывать это с командирской удалью. Пришлось несколько месяцев осваивать премудрости верховой езды со специальным цирковым тренером. Или была ещё проблема полного незнания Самойловым украинского языка. А между тем не лишённый националистических замашек Довженко снимал фильм на русском с последующей пересъемкой каждого дубля на украинском. И вновь потянулись долгие занятия с педагогами, которые рьяно «переделывали кацапа в хохла».

Обычно Довженко говорил актёрам, как видит ту или иную сцену, и продолжал репетировать до тех пор, пока результат его не удовлетворял. Для каждого кадра снимали по 12 дублей. Плёнку не жалели, тратили столько, сколько было нужно. Сейчас такое невозможно, а тогда не экономили, ведь, как-никак, у Довженко был заказ лично от Хозяина.

«Щорс» появился на экране в 1939 году. Разумеется, он не мог повторить феноменального успеха «Чапаева» – такие ленты рождаются раз в столетие. Однако самому Самойлову образ командира украинских повстанческих формирований, начальника дивизии Красной армии принёс поистине всесоюзную известность.

Подобно талантливому офицеру Щорсу, ставшему за короткое время выдающимся полководцем, Самойлов стремительно завоевал зрительскую любовь и общественное признание.

Советские люди с поразительным единодушием оценили революционную романтику его героя, страстную веру в прекрасное будущее, благородство души и силу интеллекта. А режиссёры стали наперебой приглашать Евгения Валериановича в свои картины. Один за другим на экраны страны выходят, как бы мы теперь сказали, блокбастеры с участием неотразимого в своём человеческом обаянии Самойлова: «В поисках радости», «Светлый путь», «Цветные новеллы», «Александр Пархоменко», «Машенька», «Он ещё вернётся», «Неуловимый Ян», «Жена гвардейца», «Давид-Бек». Комедия «Сердца четырёх» режиссёра К. Юдина была снята ещё до войны, но показали её народу лишь в начале победного года. И далеко не случайно показали сразу же за великолепным романтико-поэтическим фильмом «В шесть часов вечера после войны». Самойлов сыграл здесь старшего лейтенанта Кудряшова, испытав небывалый творческий подъём в работе с легендарным режиссером Пырьевым, замечательными партнёрами М. Ладыниной и И. Любезновым. А поэтически обобщенный образ героя войны, воина-защитника и победителя, одухотворенный обаянием личности артиста, был столь же узнаваемым и желанным, как и ожидаемая победа. Ровно таким же мужественным, серьёзным и ослепительно красивым воспринимался зрителями военного времени и лейтенант Колчин из комедии «Сердца четырех».

Вообще, сейчас, на некотором временном отдалении, мы можем смело говорить о том, что светлые, гармоничные, жизнеутверждающие образы, созданные Самойловым во всех практически фильмах сороковых и последующих годов прошлого столетия, как никакие другие отечественные ленты, мощно вселяли в души советских зрителей оптимизм и надежду, укрепляли их веру в добро. Именно кинематограф с помощью увеличительной линзы белого экрана открыл притягательную силу творческой индивидуальности Самойлова, присущее ему неотразимое обаяние положительного героя. При этом, в силу объективных причин того порохового времени, большинство его экранных героев принадлежало к воинскому сословию разных эпох. Кроме уже упомянутых ролей это – лейтенант Бурунов («Адмирал Нахимов»), лейтенант Вишняк («Новый дом»), Фрунзе («Крушение эмирата»), полковник Богун («300 лет тому...»), полковник Бобров («Олеко Дундич»), генерал Кэмброн («Ватерлоо»), Марченко («Они сражались за Родину»), генерал Скобелев («Герои Шипки»), полковник Александр Петрович («Зачарованная Десна»), декабрист Спешнев («Тарас Шевченко»). Во всех этих фильмах актёру удалось передать самоотверженность и патриотизм, благородство, доблесть и верность офицерской чести каждого из своих героев. Неудивительно поэтому, что придя служить в газету «Красная звезда» 37 лет тому назад, автор этих строк в числе первых решил написать именно о творчестве Евгения Валериановича. А он отказался со мной встретиться…

Подобный демарш, чтобы кто-то из деятелей культуры не изъявлял желания выступить в главной военной газете, по тем, «застойным», временам выглядел странным. Однако у моих тогдашних начальников хватило ума не поднимать идеологической волны недовольства по отношению к актёру. Они просто сделали вид, что ничего необычного не случилось. На том инцидент и забыли. Мне же он долгое время не давал покоя. И однажды я поделился терзающими мыслями относительно поступка Самойлова с Гоголевой, нашей «военной матерью Терезой», которая очень душевно ко мне относилась. «Да, Женя очень не простой человек, – заметила Елена Васильевна, – хотя с виду – этакий рубаха-парень и весельчак-балагур. Ничего подобного. Он очень закрытый и весьма строгих нравов. И домосед до мозга костей.

В молодости был красив до безобразия, но даже и намёка на какой-нибудь адюльтер не допускал. Тяготится общественной работой. Редко выступает на партийных собраниях. В Малом нашем театре трудится уже больше десяти лет и лишь раз согласился на собственный творческий вечер.

Но ты не волнуйся, я переговорю с его супругой Зиной, и Самойлов с тобой обязательно встретится». Так оно и случилось.

В моих рабочих блокнотах, к великому сожалению, сохранилось крайне мало подробностей единственного непродолжительного общения с Евгением Валериановичем в его гримёрке. Скорее всего, и даже наверняка потому, что он так и не согласился на интервью для «Звёздочки». Зато хотя бы объяснил причину своего несогласия, ссылаясь на то, что «никаким боком к армии не причастен», кроме кино- и театральных ролей. Да, в своё время он стремился попасть на фронт и даже писал в разные инстанции по этому поводу, но ему тогда жёстко объяснили: твоё, дескать, место на съёмочной площадке и дурью не майся. А с учётом того, что в Малом театре служат актёры-фронтовики, то ему даже неэтично на их фоне рассуждать на любые военно-патриотические темы. Он почти никогда не выступает в гражданских изданиях. Что уж тогда говорить о военном. И в этом смысле всецело рассчитывает на понимание редакции.

Признаться, после всего услышанного я слегка опешил, полагая, что мне деликатно указано на дверь. Однако Евгений Валерианович был в хорошем расположении духа и всё-таки кое-что мне рассказал из своей творческой биографии. Так я узнал, что самая любимая его работа в кино – лейтенант Кудряшов. И фильм «В шесть часов вечера после войны» ему чрезвычайно дорог. Даже не столько самой ролью. Просто нигде больше он не испытывал такого душевного подъёма, как при работе над этой картиной. У него, да и у всех коллег, было такое ощущение, что как только закончатся съёмки – наступит Победа. И она-таки наступила в мае, как и предсказывал фильм за год до победных салютов! Правда, долгое время потом Самойлов картины не смотрел принципиально из-за пошлого искажения «Марша артиллеристов». (В «Марше» было три правки. Вместо «Из сотен тысяч батарей» – «Из многих тысяч батарей»; «В честь нашего вождя» – «В честь армии родной»; «Артиллеристы, Сталин дал приказ» – «Артиллеристы, точный дан приказ»). А он глубоко убеждён: этого делать нельзя ни в коем случае. Хорошо, что остальной текст оставили без изменений. Потому что, например, в комедии «Сердца четырёх» спустя многие годы Евгению Валериановичу пришлось переозвучивать самого себя из-за многих идеологических правок. Пырьев, по мнению Самойлова, был величайшим кинорежиссёром. По замыслу сценариста Виктора Гусева (он не дожил до премьеры и умер в 35 лет) главная героиня Варя должна была погибнуть под бомбами. И лирическое свидание на фоне Кремля, ликующие толпы, салюты возникало уже в её меркнущем сознании. С точки зрения киноискусства – это финал фантастический, катарсисный. Но мудрый Пырьев следовал суровым реалиям жизни и сделал тот финал, что есть в картине. Его востребовало время. Иван Александрович даже в малом был велик. Не все ведь знают, что он «отбил» Марину Ладынину у друга Самойлова – Ивана Любезнова. И, тем не менее, пригласил последнего на не последнюю роль. Такие поступки по плечу лишь неординарным творцам, большим людям.

Самого Евгения Валериановича жизнь щедро одарила на знакомства с такими людьми. 65 лет он снимается в кино, и сводила его судьба со многими достойными и талантливыми кинорежиссёрами. Но тех, кому он может низко поклониться до земли, только трое. Такого кино, какое создавали они, по его мнению, уже больше никогда не будет. Первый – Довженко. Вторым он ставит Ивана Пырьева, темпераментного, боевого, а для актёров – поистине отца родного. А третьим режиссёром такого же масштаба, такой же самоотдачи является для него Сергей Бондарчук. Его фильм «Война и мир» – это же подвиг! И они оба любили друг друга, но без всяких сантиментов. Их личное общение он бы определил двумя словами – мужественность и искренность. И вот это живёт в его сердце, греет его стареющую душу. В актёрской среде есть словечко – «нутряк», такой жаргон, когда уважительно говорят об актёре, обладающем редкостно тонким чутьём. Так вот, Сергей Фёдорович был чистым «нутряком». А нынешняя молодёжь… Пусть военный корреспондент не сочтёт его размышления за стариковское брюзжание, но, думается, он имеет право на своё мнение. И он не замечает в нынешнее время среди играющих главные роли в кино и телесериалах «нутряков». Сейчас молодые актёры научились играть только сыщиков или бандитов. И как такому менту-бандиту доверить Пушкина? Или Толстого? Или Достоевского? Что он будет с ними делать? И ещё в каждом современном фильме обязательно голые девушки. Разве такая «отчаянная» исполнительница сможет стать Наташей Ростовой? Или даже Мариной Мнишек? Происходит актёрская деградация. Понимают ли те, кто рвётся играть в фильмах бандитов и сыщиков, что они выбрали профессию, принадлежащую КУЛЬТУРЕ?! Если молодые артисты сегодня не защищены театральным репертуаром, в котором, слава Богу, ещё живёт классическая драматургия, это – беда, если не полный профессиональный крах. Сам Евгений Валерианович никогда не имел никаких ценностей – ни машины, ни роскошной дачи, ни шикарных костюмов. Прожил эту жизнь с замечательной, бесподобной женой, с добрыми, талантливыми детьми, с любимой работой.

У него нет (и никогда не было!) врагов. Может быть, потому, что он никогда не сплетничал, не писал кляуз и доносов даже в самые «свинцовые» времена, никому никогда не завидовал и абсолютно никому не делал зла.

Он во всём доволен своей жизнью. Если бы можно было в ней что-то изменить, то он бы хотел в кино и на сцене побольше поработать со своей дочерью и сыном. И на могилах родителей своих, умерших в блокаду, ему бы хотелось бывать почаще. Увы, но это не всегда получается, да и возраст…

Мне остаётся лишь добавить, что личная жизнь Евгения Валериановича действительно сложилось на редкость счастливо. В юности он встретил свою единственную любимую женщину – Зинаиду Ильиничну Левину, и они прожили в любви и согласии 62 года. Окончив электротехнический институт, супруга Самойлова оставила профессию инженера, посвятив себя заботам о муже и детях. Натура одаренная, она прекрасно играла на рояле, страстно любила искусство и, радуясь творческим успехам мужа, как никто другой, знала и понимала, каких физических и духовных затрат требовала актёрская профессия. Её душевными усилиями сберегалась атмосфера дома, в котором было радостно, хорошо, гостеприимно. Их дети, воспитанные в почитании искусства, унаследовали профессию отца. Татьяна Самойлова была народной артисткой России. Её незаурядный талант ярко проявился в роли Вероники («Летят журавли», режиссер М. Калатозов). Фильм вошел в золотой фонд российского кино, а на XI Каннском кинофестивале в 1958 году (единственный за всю историю советского кинематографа!) был удостоен главного приза – Золотой пальмовой ветви. За исполнение роли Вероники молодую актрису наградили Гран-при фестиваля. Алексей Самойлов посвятил себя театру: работал в театре «Современник», с 1977 года – артист Малого театра. После смерти матери сын был самым близким другом и помощником отца в житейских делах. Познакомившись с Сергеем Коненковым, Самойлов увлекся резьбой по дереву, отдавая этому занятию часы досуга. Постоянно перечитывал произведения А.П. Чехова – любимого писателя. А любимыми его композиторами были Чайковский и Мусоргский. Под симфонию «Манфреда» Петра Ильича Евгений Валерианович тихо скончался в своём любимом кресле 17 февраля 2006 года.