Столетие
ПОИСК НА САЙТЕ
29 марта 2024
Провидец Косенков

Провидец Косенков

К 75-летию со дня рождения замечательного русского художника
Станислав Минаков
21.10.2016
Провидец Косенков

Последние два года мне привелось поездить по Белгородчине, и я поймал себя на мысли, что смотрю на землю Святого Белогорья глазами своего друга Станислава Косенкова, выдающегося художника, уроженца села Рождественка, трагически покинувшего наш мир в марте 1993-го года. 7 октября с.г., К 75-летию со дня рождения мастера (11.10.1941), мы открыли в Белгородском музее-мастерской Косенкова выставку (продлится до марта 2017 г.), озаглавленную поэтической строкой воронежца Алексея Прасолова «И душу я несу сквозь годы...».

 Большой цикл иллюстраций к подарочному изданию Прасолова «Стихотворения» (Москва, Современник, 1988) стал последним значимым творческим выходом знаменитого русского графика. За эту работу Косенков был удостоен премии на Всероссийской выставке книжной иллюстрации (уже трудно поверить, но и такие выставки когда-то проходили!)

В «новом» искусстве, где сплошь и ря­дом множатся конъюнктура и заиг­рывание, поверхностность и фрагментарность — косенковские определенность, основательность разительны: на выс­тавках любого ранга и уровня его графические листы создавали в прежние годы и создают сегодня устойчивое поле притяжения, сияют высочайшей энергией, и этим самым всегда выдаются из экспозиции. Косенков был и остается храните­лем национальных святынь, традиций. Если кто-то вспомнит о том, что его работы получали золотые медали в Германии, Италии, Англии, экспонировались и понимались зрителями в Индии, Швейцарии, США и других странах, то пусть добавит про «общечеловеческие ценности», хотя это словосочетание в нынешних условиях всеобщего распада западной цивилизации больше напоминает оксюморон.

В косенковской книге Прасолова, большие горизонтальные развороты устремлены сквозь книжную плоть, начиная с форзаца, многократным эхом повторяясь на страницах: точно организованное ощущение пространственно-временной протяженности, движения, равнинного раската, непрерывности жизни...

Есть точка соприкосновения Ко­сенкова с Прасоловым и временная, поколенческая. Программны, изна­чальны для Прасолова строки:

Итак, с рождения вошло —

Мир в ощущении расколот:

От тела матери — тепло,

От рук отца — бездомный холод...

Эти же слова с несколько иным, правда, акцентом — эпиграф к судь­бе Косенкова, эпиграф к судьбе всего поколения послевоенных ребяти­шек, российской безотцовщины, вы­росшей на горьких пепелищах Отечества.

Уместно говорить и об общности-следствии: единстве миро­ощущений Косенкова и Прасолова, вызревших в этой «расколотости ми­ра», в «ноющей черной утробе», ко­торой стала для их поколения изуро­дованная войной родная земля.

Отправные «мировые» категории в этом иллюстративном цикле Косенкова: Свет и Тьма, День и Ночь, сосущест­вование «двух начал, сурово сли­тых» — ранней духовной зрелости (тогда, в те годы) и еще не ушедше­го детства. «Но в десять лет не мы ли по стерням В войну чернели от бе­ды и пыли?»

Одиноко, хотя и все вместе, стоят эти дети на пеньках, вглядыва­ясь в бесконечную даль времен в ожидании отцов, которые не вернут­ся уже никогда. Воистину: это стоят русские послевоенные дети-столпники.

Косенков не дожил до нынешнего донбасского ада, геноцида, устроенного необандеровцами. Однако сегодня послевоенные графические листы Косенкова воспринимаются с новой болью нынешнего трагического контекста «странной», по слову старца, войны 2014–2016 гг., пока еще, увы длящейся.

Во всех «прасоловских» листах Косенкова Тьма (небытие) начинает и замыкает круг, как некая всеобщая субстанция: из черноты возникают и во тьму ухо­дят явленные нам образы. «Упрямо в мир выходят травы из темного небытия».

Музы Станислава Косенкова и Алексея Прасолова трагичны. Для обоих художников «неясное предчув­ствие крыл» рождается как последей­ствие прохождения через цепь утрат. Ведь и сама жизнь с определенного момента — Утрата.

Для них, рано вобравших в себя это трудное зна­ние о быстротечности человеческих судеб на земле, отчетливо понятно, что искусство есть преодоление че­ловеком мятежности бытия и неиз­бежности страха перед уходом. Жизнь воспринимается ими как мучитель­ное балансирование на едва уловимой грани — меж бытием и небытием (по­добно ребенку, «что дополз до края неизмеримой бездны на пути», — у Прасолова, да и у Косенкова, на ри­сунках которого мальчик спит в хлебах, не чуя разверзающейся ря­дом тверди). Быстротечность сча­стливого мгновения — образ качелей или потревоженный ветром одуван­чик — в одной из иллюстраций Ко­сенкова.

Ускользающая мгновенность счастья — а поэтому и невыразимость его («Счастье, притихшее где-то, стес­няется слова и знака»). Хрупкость бытия: «мальчик, чертящий прутиком по снегу» — у Прасолова и мальчон­ка с веточкой у воды — у Косенко­ва. Вечные письмена...

Оттуда, из черного светлого детства черпается Свет. Обуглены земля и жилище, «звезда на белом обелиске печаль вызванивает в ночь», но в разломе сеновала подростку видятся большекрылые аисты. И — ветряки на во­ротах, словно метафора непрерывно текущей жизни. Помните мысль из Экклезиаста о ловле ветра? И каким же радостным остается их «ветреное», бездумное, крылатое тарахтенье...

Одним окном светился мир ночной,
Там мальчик с ясным отсветом на лбу,
Водя по книге медленно рукой,
Читал про чью-то горькую судьбу.

Как важны здесь определительные слова: «ночной», «мальчик», «горькую»!

Мерилом пер­вородной чистоты, человеческого в человеке у Косенкова становится ребенок — сквозной образ всего цикла (и всего косенковского творчества). Художник противопоставляет его и металлическим птицам, сбривающим с небес ветви ветел («смерть уходила, в небе затихая»), и видениям урба­нистического апокалипсиса.

Никогда у Косен­кова земля не была просто пейзажем, фоном, но всегда обобщающим, диа­лектическим началом: Земля — Ма­терь человеческая, исток человече­ский и исход.

«Земля моя, я весь отсюда, и будет час — приду сюда». «Полукруг» далей, как правило, в ра­ботах Косенкова занимает большую часть листа — все главное для худож­ника, с его стремлением к планетарному видению, происходит здесь: «Всё, что было со мной,— на земле». Вспомним здесь слова Николая Бердя­ева: «Очень сильна в русском харак­тере религия земли, это заложено в очень глубоком слое русской души. Земля — последняя заступница...» Линия горизонта с вековыми разло­мами лощин протянута через всю книгу.

В одном из листов образ Пра­матери-Земли материализуется в согбенную старуху на пепелище, у которой «ладоней темные морщины, как трещины земной коры». Чувству­ете взаимное перетекание образов? И — морщинистые ладони земли, бе­режно качающие в небесах рушники с довоенными семейными фотокарточ­ками, баюкающие Память.

Слово о русском характере Бердяев продол­жил так: «Основная категория — материнство». В нескольких листах уви­дим здесь мать у Косенкова, однако самым сильным, «овеянным вечно­стью» остается этот древний лик женщины, в который художник вгля­дывается внимательно, любовно, с состраданием.

* * *

В новой белгородской экспозиции представлены также работы С.С. Косенкова из серий «Овраги», «Чернобыль России — деревня», «Окно», «Контрасты», «Житие не одной бабы», всего около трех десятков произведений.

Косенков очень радовался, когда Третьяковская галерея закупила у него именно карандашные рисунки — с белгородскими меловыми оврагами, деревами и кустами, хохотал, когда на одном из республиканских выставкомов кто-то сказал: лучшая живопись здесь — это черно-белые рисунки Косенкова.

Вообще образ белгородских оврагов, меловых разломов, великих морщин земли — один из сущностных лейтмотивов косенковского творчества, начиная с циклов его линогравюр о послевоенном детстве, с работ памяти его молодого отца, пропавшего без вести в самом начале войны, со знаменитых гравюр серии «Прохоровское поле», заканчивая разворотами к прасоловской подарочной книге.

Я смотрю на пейзажи родной земли глазами Косенкова уже лет сорок, если не больше. И теперь понимаю, что только так и возможно на них смотреть.

Прихожу к убеждению, что художника, как и святого, Господь посылает на землю, чтобы мы посмотрели на родину их умным и любящими взором, то есть наши гении помогают нам взирать на мир осмысленно, одухотворенно, с любовью, даже если и со страданием. Без такой рефлексии, без такого отражения земля, природа, остается в латентном, своего рода эмбриональном, не понятом состоянии, даже если соглашаться с Тютчевым, сказавшем о природе, что «в ней есть душа, в ней есть язык». Когда приходит мастер, художник и заостряет взгляд через свою внутреннюю сущность, самосозерцание, через внутренний духовный и душевный труд, то следует взрывной эффект откровения. И мы понимаем, что именно так, таким языком с нами говорит наша земля, так она выглядит, так мы на нее взираем. В этом и состоит величие художника, который мучительно ищет и находит тот самый язык, которым говорит эпоха, на котором, как заметил поэт-«горлан-главарь», «улица корчится безъязыкая».

Поразительно, что выражая колебание, ритм, интонацию эпохи, художник, тем не менее, говорит о вечности и в вечности, оставаясь константой, пронизывающей не одну эпоху, а несколько, находя и задевая струны для разных поколений, сменяющих друг друга. Это дано только великим. И таким великим для меня неотменимо является Станислав Косенков.

Непременно следует подчеркнуть, что язык Косенкова — найден, конкретен, что это авторский язык, трудно выношенный за многие годы творческого поиска. Когда я работал над своими статьями о творчестве Косенкова, в разные годы, по разному поводу, мастер мне подчеркивал, что анализируя произведение, обязательно следует иметь в виду не только тот опыт и прием, что его автор усвоил от предшественников и коллег, но и от чего отказался. Мысль нетривиальная, после вдумчивого обращения с ней приводящая к выводу о ее обязательности.

Когда смотришь работы Косенкова разных его лет и даже стилистик, — станковые или к книгам Достоевского, Пушкина, Лескова, Е. Носова и другие — понимаешь, насколько смешны и поверхностны в сиянии его вечного присутствия разговоры об авангардности или не-авангардности, о формализме или консерватизме. Понятно, что Косенков как мастер испытал личностное и художническое влияние и своего учителя по Харьковскому институту промышленной эстетики (ныне Харьковская государственная академия дизайна и искусств) Василия Ермилова, «отца украинского авангарда» 1930-х, «харьковского Пикассо», и воздействие немецкого графического экспрессионизма в лице, в первую очередь, Кете Кольвиц, уместно также вспоминать в связи с творчеством Косенкова и русскую икону (вот где апофеоз «консервативного формализма», — восхищался Косенков!), Микеланджело, и Ван Гога, и Утамаро, и Нестерова, и не только. Однако личностная, земная прививка позволила этому человеку как в тигле переплавить опыт предшественников, потому что на таком уровне воистину «нет школ никаких, только совесть». Косенков потому и остается всегда свежим, неизменно новым, формалистически побеждающим, что он всегда хранил, всю жизнь иллюстрируя произведения Достоевского, цитату о Раскольникове из «Преступления и наказания»: «Под подушкой его лежало Евангелие».

Ибо нет и не будет большей новизны, чем новизна пасхальная, чем восклицание «Христос воскресе!», освещающее и освящающее все наши жизни, включая нестроения и даже унылые чаяния.

Итак, именно этот, именно косенковский язык — откровения, говорения о земле, человеке, мире, бытии остается убедительно оформленным уже несколько десятилетий (сам мастер спрессовал творческую жизнь в три с половиной десятка лет интенсивнейшей, даже каторжной ежедневной работы, этот свет длится и уже более двадцати лет по кончине художника).

Есть основания надеяться на долгое последействие. Тому имеются и земные подтверждения: работы художника хранятся в десятках музеев мира, в Белгороде в центре города Косенкову поставлен памятник, названа улица в одном из новых микрорайонов, есть косенковские экспозиции не только в его музее, но и, скажем, в городской гимназии № 2, работает Пушкинская библиотека, одним из основателей который был сам Станислав Степанович, и в которой 12 октября cостоялось заседание за круглым столом «Творчество Станислава Косенкова: концепция сегодняшнего дня». И многое другое.

Есть смысл, безусловно, и прежде всего для самих жителей Белогорья, и для всей России, в более глубинном осмыслении и более широкой популяризации творчества этого выдающегося белгородца, который был и остается — в ряду с выдающимися земляками Г. Свиридовым, В. Клыковым, К. Воробьевым. Е. Носовым — вершиной духа и красоты на русской равнине.

Посланцем, выполнившим свое нелегкое поручение, расплатившись за всё своей трагической судьбой.

======

Памятник

На 70-летие со дня рождения художника Станислава Косенкова

Се, в бронзе замер ты, провидец Косенков,
в прозябшем свитерке на улице Попова —
Рождественки росток, остудою секом, —
на ход земной отсель глядеть всегда и снова.

По левую — базар, по правую — собор,
завязаны узлом в душе иль свет, иль темь их.
Но русский лишь тому понятен разговор,
кто в русском поле сам — и борозда, и лемех.

Нет, весь не умер ты! Сказали: стань и славь,
и ты взошел на столп — всецелая награда —
вознесен на века, как орден, Станислав,
близ Огненной дуги, на грудь у Бела града.

Пусть бражники нальют тому, кто недобрал,
пусть слабые, боясь, забудутся в постели.
А столпнику — стоять. Предтечею добра.
И вслушиваться в звук свиридовской метели.

21.10.2011


Фото автора и Александра Жихова

Специально для «Столетия»


Эксклюзив
28.03.2024
Владимир Малышев
Книга митрополита Тихона (Шевкунова) о российской катастрофе февраля 1917 года
Фоторепортаж
26.03.2024
Подготовила Мария Максимова
В Доме Российского исторического общества проходит выставка, посвященная истории ордена Святого Георгия


* Экстремистские и террористические организации, запрещенные в Российской Федерации: американская компания Meta и принадлежащие ей соцсети Instagram и Facebook, «Правый сектор», «Украинская повстанческая армия» (УПА), «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ), «Джабхат Фатх аш-Шам» (бывшая «Джабхат ан-Нусра», «Джебхат ан-Нусра»), Национал-Большевистская партия (НБП), «Аль-Каида», «УНА-УНСО», «ОУН», С14 (Сич, укр. Січ), «Талибан», «Меджлис крымско-татарского народа», «Свидетели Иеговы», «Мизантропик Дивижн», «Братство» Корчинского, «Артподготовка», «Тризуб им. Степана Бандеры», нацбатальон «Азов», «НСО», «Славянский союз», «Формат-18», «Хизб ут-Тахрир», «Фонд борьбы с коррупцией» (ФБК) – организация-иноагент, признанная экстремистской, запрещена в РФ и ликвидирована по решению суда; её основатель Алексей Навальный включён в перечень террористов и экстремистов и др..

*Организации и граждане, признанные Минюстом РФ иноагентами: Международное историко-просветительское, благотворительное и правозащитное общество «Мемориал», Аналитический центр Юрия Левады, фонд «В защиту прав заключённых», «Институт глобализации и социальных движений», «Благотворительный фонд охраны здоровья и защиты прав граждан», «Центр независимых социологических исследований», Голос Америки, Радио Свободная Европа/Радио Свобода, телеканал «Настоящее время», Кавказ.Реалии, Крым.Реалии, Сибирь.Реалии, правозащитник Лев Пономарёв, журналисты Людмила Савицкая и Сергей Маркелов, главред газеты «Псковская губерния» Денис Камалягин, художница-акционистка и фемактивистка Дарья Апахончич и др..