«Реквием» Павла Корина

В Москве, в Третьяковской галерее на Крымском валу проходит выставка-«спецпроект», посвященная циклу «Уходящая Русь. Реквием» Павла Дмитриевича Корина (1892-1967). Знаменитая и до конца неосуществленная композиция, частично экспонировалась лишь во время хрущевской «оттепели», пятьдесят лет тому назад, а после этого находилась в Доме-музее художника, ныне поставленного на реконструкцию. При всей своей актуальности для постсоветского времени, «Уходящая Русь» не столь известна широкому зрителю...

Большая часть ее образов – репрессированные священники, русский церковный люд, испытавший в 20-30-е гг. XX века неимоверное давление со стороны большевистской власти, существовавший как бы «под запретом» и в последующие советские десятилетия. Корин, палехский иконописец по рождению, со всей мощью накопленного родового мастерства и благоприобретенной художественной изобразительности, выразил в этой композиции все свои сокровенные, заветные чувства и чаяния. Великая тема «Святой Руси», ставшая центральной в творчестве учителя Корина – Михаила Нестерова, продолжена здесь учеником в трагедийных тонах.

С молодости Павел Дмитриевич Корин испытывал тяготение к большим живописным формам, грезил о значительной картине, объемной композиции наподобие «Явления Христа народу» А.А. Иванова, которого высоко чтил. Замысел «Реквиема», основной композиции всего коринского творчества, оформился у него в дни похорон св. Патриарха Тихона в 1925 году, когда, казалось, вся православная Русь пришла в Донской монастырь отдать последний долг своему великому архипастырю.

Много значила для Корина в замысле и начале его осуществления поддержка учителя – М.В. Нестерова, чей завет: «Искусство есть подвиг» - он воспринял как творческий девиз и относился к своему дару и делу с великой ответственностью и серьезностью.

Применяя испытанный подход в подготовке к большой картине – написание множества подготовительных этюдов – Корин превратил их в портреты, имеющие самостоятельное значение. В этой галерее изображен широкий спектр социально-сословных типов духовенства: от «сергианцев», принявших «декларацию» местоблюстителя патриаршего престола митрополита Сергия (Страгородского) о лояльности советской власти, во главе с ним самим, в числе которых был, например, иеромонах Пимен (Извеков), ставший Патриархом всея Руси в 1971 году, - и до «непоминающих», противников признания богоборческой власти: это, например, схиигумения Фамарь с молодой сподвижницей или иеромонах Федор (Богоявленский), вскоре расстрелянный в ОГПУ. Среди тех, кто занял «промежуточную» позицию: митрополит Трифон (Туркестанов) и протодиакон Михаил Холмогоров, поставленные художником в центр композиции (на эскизе). Все они вместе с церковным людом – светскими прихожанами и нищими – составляют ту Святую Русь, что оказалась в ту пору на переломе…

Все эти люди-типажи коринской галереи поражают духовной наполненностью, высокой устремленностью, твердым стоянием в вере. Каждый их них имеет свою психологическую характеристику, чему способствует мастерское использование цвета, особенно черного, имеющего на коринских полотнах множество оттенков. Кроме того, восхищение вызывает классическая твердость письма: ни единого случайного мазка, - что, конечно, является результатом усвоения художником как наследия мастеров европейского Возрождения, так и древнерусской иконописи.

Замысел «Реквиема» (получившего по совету покровительствовавшего художнику М. Горького дополнительное название «Уходящая Русь», позднее искусствоведами «проинверсированное» в «Русь уходящую», что неверно) с течением времени изменялся, трансформировался. Не сразу Корин нашел фон, антураж для расположения всей композиции. До Успенского собора (а в окончательном варианте должен был быть изображен конец последней разрешенной тогда властями церковной службы на Пасху 1918 года в Успенском соборе Московского Кремля) - художник «водил» своих персонажей по Иосафатовой долине под Иерусалимом (остались наброски, эскизы). Изменения происходили и по существу задуманной картины. Если вначале преобладали мрачные тона, накал и сумрак трагедийности (Корин записал впоследствии: «Их трагедия была моей бедой… сердце мое обливалось кровью»), то после Отечественной войны, в которой Церковь вновь показала себя неотъемлемой частью народа, общества и начала возрождаться, в картине (в ее эскизе 1959 г.) художник усилил пасхальное начало, введя яркую цветовую гамму.

Неизменным в замысле оставалось основное: Корин изображал Святую Русь на пороге Второго Пришествия Христа, Страшного Суда и Воскресения.

Недаром взгляд служащего митрополита Трифона обращен, как можно, выверив, представить, - к фреске Страшного Суда, расположенной на западной стене Успенского собора, на образ Спасителя…

Сочетанием же центральных фигур: нарочито увеличенного внешне богатыря-диакона с поднятой рукой, держащей кадило, и «ветхого денми», прозревающего Вечность архиерея в пурпурной пасхальной ризе, художник стремился передать мысль о примате духовного, неизмеримом возвышении его над творившемся тогда физическим насилием, о непоколебимости и силе Церкви Христовой, которую «врата адовы не одолеют».

За прошедшие десятилетия появилось много различных домыслов, касающихся прежде всего сюжета неосуществленной картины. Так, еще при жизни П.Д. Корина возникла идея, что художник первоначально имел замысел центром композиции сделать большевика-чекиста в кожаной куртке над грудой изъятых церковных ценностей: золотых и серебряных окладов, чаш, крестов, таким образом сфокусировав изображение и придав ему острую политическую, публицистическую окраску. Но Павел Дмитриевич мыслил свою эпопею «Уходящая Русь. Реквием» исключительно в тональности высокой патетики и никогда ничего подобного не предполагал, высказав в свое время недовольство Владимиру Солоухину, который ввел такое предположение в журнальный вариант своих «Писем из Русского музея» (конец 1966 г.), после чего писатель исключил указанный пассаж из вышедшей впоследствии книги. Но мысль оказалась живуча и в немногих откликах на теперешнюю выставку она проскользнула как утверждение.

По вопросу неосуществления коринской композиции на отдельном большом холсте также высказывались различные предположения и догадки. Во многих из них игнорировалось страшное время, когда художник закончил весь подготовительный этап: 1937 год! Да и последующие советские десятилетия отнюдь не способствовали созданию столь грандиозного полотна, ставшего бы мировым художественным явлением, обличающим политику захвативших власть коммунистов. Из сферы литературной приводят, как пример, «Реквием» Ахматовой, в отличие от коринского все же написанный - понятно, в литературе это было сделать несравнимо проще, - однако увидевший свет, как известно, лишь в конце века.

Жаль, что в нынешней экспозиции не оказалась представлена работа Корина того же времени, написанная в одном ключе с «Реквиемом» - «Спас «Ярое Око» (на выставке 1963 года Павел Дмитриевич вывесил ее наряду с портретами этого цикла). Известно, что существует такой иконографический лик Христа с гневно-укоризненным взглядом на людей, на их прегрешения: это Христос, принесший «не мир, но меч». На коринском этюде-картине икона Спаса «Ярое Око» (на фото) с серебряными лампадами и отсветом рубиновых огоньков, явно находящаяся в церковном интерьере, воспринимается по настроению в единстве с образами «Реквиема». Как Недреманное Око, глядящее свыше, и те кровь и грязь человеческих отношений, что Оно видит, варварское отношение к Церкви Божией, приводят в гнев, сокрушение.

Во время коринской выставки в США в 1965 году один американский миллионер предлагал за этот шедевр любые деньги, но Павел Дмитриевич оставил картину у себя.

В ней видно отношение художника к своей эпохе, не позволившей ему свободно распоряжаться своим талантом, завершить все замыслы.

Впрочем, можно констатировать, что Корин все-таки создал эпопею «Уходящая Русь, Реквием»: полновесная галерея незабываемых образов-портретов – тому подтверждение. Мечтой всей жизни было написать эту картину целиком, свести все образы воедино. И даже после четырех инфарктов он, понимая, что заполнить красками все гигантское полотно для него, увы, невозможно, не оставлял намерения все же его «испачкать», - хотя бы графитной прорисовкой.

«Ушла» ли «Уходящая Русь»? – Тот пласт духовности, который представляли и несли люди из коринской галереи, действительно ушел вместе с ними. Отошла целая эпоха. Тут двух или, тем более, нескольких мнений быть не может. В будущем, при лучшем исходе, если и сложится нечто подобное – то уже другое. Повторений история не допускает. Поэтому картина, галерея образов Корина имеет итоговый характер: это «Реквием» и громадной русской духовной культуре, олицетворением которой у Корина стали изображенные преимущественно духовные лица. Своеобразие и глубина ее, обусловленные веками развития в определенных времени и пространстве, - неповторимы.

Современному художнику – «штамповщику» все это трудно понять. Готовиться всю жизнь к написанию одной картины – и не написать ее. Корин таким образом оказывается Александром Ивановым XX века, но без своего «Явления…»

Может быть, это горько осознавать, но этот белый чистый холст оказался тоже памятником эпохе. И, как правильно замечено в аннотациях к выставке, является таким же символом времени, как «Черный квадрат» Малевича. Но с другим знаком.

Следует выразить благодарность сотрудникам Третьяковской галереи, которые прониклись духом этого незаурядного искусства, подготовили и с тонкостью представили коринские шедевры, что выразилось в оптимальной интерьерной развеске полотен, наличии биографических стендов, а также видеоэкрана.

Общее пожелание – скорейшего завершения реконструкции Дома-музея художника, с тем, чтобы это великое искусство не переставало духовно воздействовать на новые поколения зрителей, радовать высоким мастерством в органической атмосфере коринского пространства, где сосредоточены художником богатства духа, его иконописная коллекция в том числе.