Ай да Пу-си-цзинь!

5 сентября 2025 года в Китае (провинция Чжэцзян, город Учжэнь) в Музее искусств Му Шин открывается выставка «Пушкин: рассвет русской литературы» из фондов Государственного музея А. С. Пушкина.

   Он мечтал увидеть это настоящее чудо света, величественную крепость-твердыню! И он уже представлял себя в поэтических грёзах там, у её подножия, у «стен далекого Китая»:

Поедем, я готов; куда бы вы, друзья,

Куда б ни вздумали, готов за вами я

Повсюду следовать, надменной убегая:

К подножию ль стены далекого Китая…

    Александр Пушкин (по-китайски его имя звучит Пу-си-цзинь) серьёзно готовился к путешествию в далёкий и неведомый Китай. «Генерал, – обращается Пушкин к графу Бенкендорфу, –…я бы просил соизволения посетить Китай с отправляющимся туда посольством…»

«Милостивый государь, – отвечает поэту пунктуальный Бенкендорф, – …Желание ваше сопровождать наше посольство в Китай также не может быть осуществлено, потому что все входящие в него лица уже назначены и не могут быть заменены другими без уведомления о том Пекинского двора».

Уже позднее, после гибели поэта, Василий Жуковский напишет графу Бенкендорфу письмо, где прозвучат горькие упрёки: «А эти выговоры, для Вас столь мелкие, определяли целую жизнь его: ему нельзя было тронуться с места свободно, он лишён был наслаждения видеть Европу».

Добавлю, – и «наслаждения видеть» Азию, загадочный Китай.

Вторил Жуковскому и другой современник поэта, знавший его, – французский литератор и дипломат, барон Леве-Веймар: «Для полного счастья Пушкину недоставало только одного: он никогда не бывал за границей».

Древнейшая китайская цивилизация словно магнитом манила поэта. Если Италия, Англия, Франция – страны, в которых так хотелось побывать поэту, и куда давно уже проложили тропы многие русские путешественники, в их числе – приятели и родные Пушкина, были близки и знакомы, понятны их обычаи, язык, культура, то Китай представлялся ему неведомой и экзотической страной. А ведь таковым в то время он и был.

Интерес к этой древней и самобытной стране возник во многом благодаря дружбе поэта с отцом Иакинфом, в миру Никитой Яковлевичем Бичуриным. Учёный-востоковед, большой знаток китайской культуры, он в совершенстве владея китайским языком, перевёл давние хроники и сказания, составил русско-китайский словарь.

Четырнадцать лет Бичурин возглавлял русскую духовную миссию в столице Поднебесной, и по указу императора Николая I был причислен к Азиатскому Департаменту. Современники удивлялись и необычной внешности китаиста, и его фантастическому трудолюбию: «О. Иакинф был роста выше среднего, сухощав, в лице у него было что-то азиатское… Трудолюбие доходило в нём до такой степени, что беседу считал убитым временем».

Пожалуй, одним из тех немногих, с кем беседовать почитал он за благо, был Пушкин. В апреле 1828-го отец Иакинф (в том году он стал членом-корреспондентом Петербургской Академии наук) дарит поэту  книгу «Описание Тибета в нынешнем его состоянии с картой дороги из Чен-ду до Хлассы» с дарственной надписью: «Милостивому Государю Моему Александру Сергеевичу Пушкину от переводчика в знак истинного уважения».

В следующем, 1829-м, он преподносит поэту еще одну книгу «Сань-Цзы-Цзин, или Троесловие», по сути, древнюю китайскую энциклопедию.

Александр Сергеевич отзывался об отце Иакинфе, «коего глубокие познания и добросовестные труды разлили свой яркий свет на сношения наши с Востоком», весьма уважительно.

Надо думать, что в петербургском салоне Одоевского, где «сходились веселый Пушкин и отец Иакинф с китайскими, сузившимися глазами», можно услышать было немало увлекательных рассказов ученого-монаха об удивительной далекой стране. И тогда же, верно, строились планы их совместного путешествия.

Впервые у Пушкина появилась реальная возможность увидеть сказочный Китай своими глазами!

Уже в ноябре-декабре 1829-го начала готовиться экспедиция в Восточную Сибирь и в Китай, – русская миссия, и в её подготовке самое деятельное участие принимали знакомцы поэта: отец Иакинф и барон Павел Львович Шиллинг фон Канштадт, дипломат, академик, тонкий ценитель китайской литературы и древностей Востока. И будущий изобретатель электромагнитного телеграфа! Вот с какими замечательными людьми предстояло Пушкину совершить путешествие!

Прибыв в Иркутск (здесь готовилось к отправке в Пекин русское посольство), отец Иакинф отправил Пушкину свой очерк о Байкале, напечатанный поэтом в альманахе «Северные Цветы на 1832 год». Рукопись же осталась в пушкинских бумагах как память о такой возможной, но несбывшейся поездке в Китай.

Тогда, в январе 1830 года, Пушкин обратился к Бенкендорфу за всемилостивейшим разрешением покинуть пределы России, и ему в том отказали. Столетием ранее, темнокожий прадед поэта Абрам Ганнибал против своего желания был послан в Сибирь «для возведения фортеций» – строить на китайской границе Селенгинскую крепость.  Как иронично записал поэт, «с препоручением измерить Китайскую стену» – недруги «царского арапа» пытались удалить его от Двора. Правнука же Абрама Петровича, знаменитого во всей России поэта, мечтавшего посетить Китай, под благовидным предлогом не пустили в далёкое и столь заманчивое для него путешествие…

Даже после этого учтивого по форме, но жёсткого отказа Его Императорского Величества интерес поэта к Китаю не угас.

Возможно, Пушкину довелось читать в архиве донесения русского посланника в Китае графа Саввы Владиславича-Рагузинского (именно он, исполняя желание Петра I, отправил из Константинополя в Москву арапчонка Ибрагима), именованные «Секретной информацией о силе и состоянии Китайского государства» за 1731 год.

Если бы путешествие поэта в Китай всё-таки состоялось, он непременно побывал бы в Пекине – именно в столице Поднебесной располагалась русская духовная миссия – и подивился бы необычным православным храмам Успения Богородицы и Сретения Господня, более напоминавшим китайские пагоды.

Отзвуки пушкинских мечтаний можно найти и в поэтических набросках, явленных Болдинской осенью 1833 года:

И тут ко мне идет незримый рой гостей,

Знакомцы давние, плоды мечты моей…

Стальные рыцари, угрюмые султаны,

Монахи, карлики, арапские цари,

Гречанки с четками, корсары, богдыханы…

Богдыханы – так на Руси в старинных грамотах величали китайских императоров, для Пушкина они – «знакомцы давние, плоды мечты моей». Знал ли Александр Сергеевич, что своей китайской мечте – Великой Китайской стене – обязан он правителю Ин Чжэну, в будущем богдыхану Цинь Шихуанди, два тысячелетия назад возведшего это чудо света? По велению императора для защиты страны от вторжения гуннов на севере и армии рода Бей-Ю на юге соединены были старые крепостные стены и возведены новые. Первым из китайских императоров он стал именоваться именем Шихуанди – «божественным правителем». Этот титул носил и богдыхан из династии Цин Сюаньцзун, правивший империей в те самые годы, когда в Китай вместе с русским посольством собирался и Пушкин.

Не став реальностью, китайская мечта поэта обратилась в иную ипостась. Как точно пушкинские признания соотносятся с воспоминаниями фрейлины Александры Россет, близкой приятельницы поэта, ценившего её за оригинальный ум и красоту: «Я спросила его: неужели для его счастья необходимо видеть Фарфоровую башню и Великую стену? Что за идея ехать смотреть китайских божков? Он уверил меня, что мечтает об этом с тех пор, как прочел "Китайского сироту", в котором нет ничего китайского; ему хотелось бы написать китайскую драму, чтобы досадить тени Вольтера».

 Но для этого Александру Сергеевичу нужно было увидеть Китай собственными глазами. А драма Вольтера «Китайский сирота», о которой упоминает фрейлина Россет, по словам его создателя – «мораль Конфуция, развернутая в пяти актах». И в ней Вольтер оспаривает тезис Руссо, будто бы искусство способствует падению нравов в обществе.

Пушкин упоминает о Поднебесной, её жителях, столице Пекине десятки раз. И даже в одну из глав «Евгения Онегина», по первоначальному замыслу, должны были войти и эти строки:

Конфуций… мудрец Китая

Нас учит юность уважать,

От заблуждений охраняя,

Не торопиться осуждать…

А ведь Пушкин писал первую главу своего романа в 1823-м, до знакомства с ученым-китаистом.  Надо полагать, что философские воззрения Конфуция, как и учение «конфуцианство», имена китайских мудрецов и мыслителей были известны Пушкину с лицейских времен. Но ещё раньше, в детстве, поэт впервые услышал о древней загадочной стране и о многих её чудесах – фантастических пагодах и дворцах, драгоценных нефритовых Буддах, бумажных фонариках и воздушных змеях.

При жизни Александру Сергеевичу так и не удалось пересечь российскую границу. Но спустя столетия поэтический гений Пушкина сумел преодолеть не только государственные границы, но и хронологические, и самые, может быть, сложные – языковые: Пушкина стали переводить в Китае.

Его имя впервые было названо в изданной там «Российской энциклопедии» в 1900 году. А через три года китайские читатели уже могли держать в руках первую пушкинскую книгу на родном языке.  «Капитанская дочка» вышла в свет с необычным названием: «Русская любовная история, или жизнеописание капитанской дочери Марии».   И с не менее экзотичным подзаголовком: «Записки о сне мотылька в сердце цветка». По-китайски название книги звучало так: «Эго цинши, сымиши мали Чжуань».

Затем переведены «Станционный смотритель», «Метель», «Барышня-крестьянка», «Моцарт и Сальери». Но то, что Маша Миронова «заговорила» на китайском – можно назвать событием историческим. Ведь то был первый перевод в Китае русской прозы!

В литературном еженедельнике «Вэньсюэ чжоубао» с 1934 года начинают печатать переводы пушкинских поэтических шедевров. Под редакцией поэта Эми Сяо выходит сборник стихов Пушкина.

Но более всего китайцам полюбился «Евгений Онегин» («Ефугэни Аонецзинь» по-китайски) – известны, по крайней мере, шесть его переводов! «Легендарный роман в стихах «Евгений Онегин» – это величайшее творение Пушкина», – восхищался литературовед Ций Цюбо.

В историю китайского пушкиноведения вошло имя Гэ Баоцюаня – самого блистательного переводчика русского поэта. Впервые в Москве побывал он ещё в тридцатых годах.  Последний раз, полвека спустя уже почтенным старцем, вновь приехал на родину любимого поэта поклониться святым пушкинским местам. В Михайловском, на празднике пушкинской поэзии в 1986-м, мне посчастливилось познакомиться с легендарным Гэ Баоцюанем и получить от него в подарок томик пушкинских стихов на китайском…

Китай открывал для себя Пушкина, открывал Россию, русскую душу, русскую культуру. А самого поэта китайцы стали почтительно именовать «отцом русской литературы».

Грустный пушкинский юбилей – столетие со дня гибели поэта. Но каким звучным эхом отозвались по всему миру торжества во славу русского гения: «От потрясенного  Кремля  до стен  недвижного Китая…»!

В 1937-м в Шанхае при огромном стечении народа был открыт памятник Пушкину. В тот февральский день в красивейшей части города, на пересечении улиц Гизи и Пишон, царило праздничное оживление, звучала многоголосица: русская, китайская, французская речь...

Председатель Шанхайского Пушкинского комитета К.Э. Мецлер попросил всех склонить головы в память о русском поэте. Дочь генерального консула Франции госпожа Бодэз перерезала ленточку, – и покров, скрывавший памятник, медленно опустился. Раздались ликующие звуки французского военного оркестра, и затем – русский хор грянул «Коль славен наш Господь». Архиепископ Иоанн, свершив краткий молебен, окропил памятник святой водой. И к его подножию был возложен венок из живых цветов.

Церемониальным маршем мимо памятника поэту (его бронзовый лик был обращен на север, в сторону далекой родины) прошли ученики русских школ…

Первый памятник Пушкину в Азии, вне пределов России, воздвигли в Шанхае! И создан он был благодаря тройственным усилиям – русских эмигрантов, китайских властей и французских дипломатов.

Но шанхайскому памятнику довелось стать свидетелем не только славных торжеств, – были в его истории и горькие годы забвенья. Уже в том же 1937-м Япония, оккупировав северо-восток Китая, начала войну против соседнего государства. И памятник русскому гению – у его подножья всегда лежали цветы, – ставшим символом свободы и независимости был тайно демонтирован. Восстановили его лишь в феврале 1947-го.

Затем пришел черед «культурной революции», и «Шанхайский» Пушкин вновь помешал строить счастливую жизнь для китайского народа.

Год 1987-й отмечен третьим возрождением памятника (и, дай Бог, последним!) – «опальный» монумент встал наконец-таки на прежнее место. Создано и Всекитайское пушкинское общество – издаются собрания сочинений поэта. Юбилей русского гения праздновался в Китае на самом высоком государственном уровне. Ведь недавний глава Китайской Народной Республики Цзян Цзэминь относил себя к числу поклонников Пушкина и даже декламировал на русском его стихи.

Жизнь сама дописала «китайскую страницу» в биографию поэта, которая вопреки всем законам бытия не завершилась в том далёком зимнем Петербурге, в старинном доме на набережной Мойки.

Пройдут десятилетия, и в середине двадцатого столетия семнадцатилетняя Елизавета Дурново, прапраправнучка поэта, выйдет замуж за китайца Родни Лиу. И свадьба эта будет отпразднована не где-нибудь, а в Париже, родном городе юной невесты.

Молодые супруги поселятся на Гавайях, близ Гонолулу. Там они обретут свой дом, там же появятся на свет пятеро их детей – два сына и три дочери: Екатерина, Даниэль, Рэчел, Надежда и Александр. Семейство Лиу стремительно разрастается: дочери вышли замуж, сыновья женились, и уже в новых семьях рождаются дети, далёкие потомки русского гения.

…Давным-давно, ещё в Царском Селе юный поэт-лицеист набросал шутливые строки:

 Не владелец  я Сераля,

Не арап, не турок я.

За учтивого китайца,

Грубого американца

Почитать меня нельзя…

Знать бы Пушкину, что в жилах его потомков будет течь и китайская кровь, а внука в далеком колене назовут в его честь Александром! Русское имя соединится с китайской фамилией: потомок поэта в седьмом колене Александр Лиу также легко может разбирать китайские иероглифы, как и читать на русском стихи своего великого предка.

В пушкинском роду, среди прямых потомков поэта, был и профессиональный китаист – американец Джон Хенри Оверол. Китайским языком он владел в совершенстве, и даже писал на нем стихи.

Правнук поэта граф Михаил Михайлович де Торби, живший в родовом лондонском имении Лутон Ху, снискал известность как художник, постигший каноны древнекитайской живописи. Его рисунки на рисовой бумаге до сих пор восхищают знатоков, равно как и собранная им великолепная коллекция китайского фарфора.

…Посмертная судьба поэта. Она богата причудливыми событиями, удивительными родственными и духовными связями.  И ещё – необычными воплощениями давних пушкинских замыслов и мечтаний.

Но не чудо ли это, – когда в двадцать первом столетии китайский живописец изображает Александра Сергеевича в цилиндре и сюртуке, с неизменной дорожной тростью в руке, прогуливающимся по… Великой Китайской стене?

Черкашина Лариса Андреевна – пушкинист, литератор. Член Союза писателей России и Всероссийского Пушкинского общества.