Столетие
ПОИСК НА САЙТЕ
29 марта 2024
Царские дни 2018-го

Царские дни 2018-го

Хождение по искушениям за благодатью. Записки паломника
Олег Слепынин
15.03.2019
Царские дни 2018-го

Всё поперёк! Всё поперёк!.. За три дня до выезда поднялось давление до величин тектонических – как в ядре Земли. В ночь перед отъездом зуб заболел, как будто пуля в челюсть попала. Не сразу и сообразил: болеть там нечему, нерва нет. Но всё правдоподобно, боль лютая, как настоящая. При этом дело-то знакомое: прежде случалось подобное! Ясно и теперь: искушение (что уж тут слова подбирать!). Бес гонит от Божьего дела.

13 июля, пятница

На рассвете зуб оставлен в покое; словно тот смекнул, что я догадался. Распрощавшись с хозяевами, старинными друзьями, двинулся к месту сбора – в Лавру. Оттуда с одесской группой отправляемся в двухнедельное паломничество по Руси – на Крестный ход в Екатеринбург, в память расстрела царской семьи век назад; далее – как сложится.

Давно задумано. Ещё в 2008-м на Ганиной Яме был разговор: мол, даст Бог, и на столетие приедем.

С тех пор в реках Днепр и Исеть много воды утекло.

…Подремали, поспали, где-то останавливались, за окном центральная Россия, до боли – Тамбов, Тарханы, речка Пензятка, где-то недалеко Саранск, направо Пенза, прямо – Самара… Ульяновская область… Кстати, об Ульянове… Рассказываю Ядерщику о работе историка Николая Ульянова «Происхождение украинского сепаратизма», тот интересовался. Ядерщик, занимавшейся наукой в Испании, науку бросил, переселился в Почаево, под сень лавры.

Ночь минула, летим сквозь день. Роскошный июль, повсюду кипят работы – прокладываются дороги, строятся мосты… Указатель на Саратов; направо Волгоград, прямо – Челябинск. Самару проезжаем ночью. На рассвете Уфа, Башкирия. Поля иван-чая, реки, реклама мёда… Вот и сам мёд – пирамиды из стеклянных банок сияют на солнце, хочется сказать – живым янтарём, потому что похоже.

Мутное утро. Останавливаемся перед огромной горизонтальной стелой «Екатеринбург», украшенной бетонным орденом Ленина.

16 июля, понедельник.

Красный автобус, словно бы в мученическом облачении к празднику, промчал город насквозь, не подъехав к Храму-на-Крови. Руководство торопилось в Среднеуральский монастырь – занять места в гостинице и пообщаться с о. Сергием, настоятелем монастыря, к которому, как оказалось, некоторые в основном и ехали – за исцелением.

Был здесь ровно 10 лет назад.

В 2008-м таёжная эта обитель (в честь иконы Божией Матери «Спорительница хлебов») произвела грандиозное впечатление своей сказочной суровостью – высокими в три уровня храмами с многими маленькими золотыми куполами, памятником «Меч покаяния» (на клинке бодрящие слова Суворова: «Везде фронт!»), огромной стройкой на месте лагеря немецких военнопленных. Запомнился монастырь особой небывалостью: принимает женщин с детьми. В сосново-берёзовой роще рядом с детской игровой площадкой, – кладбище жизнерадостное; в берёзово-сосновой роще светлые высокие кресты. Было несколько, теперь целый островок. Чуть ниже – на высокой голгофе огромный поклонный Царский крест, за ним однокупольный Троицкий храм – в мною любимом стиле.

За десять лет много чего понастроено и достроено: величественная колокольня из красно-бурого кирпича; купол пока на земле; ещё один храм, тоже не оштукатурен, но купол уже сверкает в небе; достроены и заселены огромные жилые корпуса…

Трудники после трапезы идут таёжный тропой на затопленный карьер мыться. Фотограф, Капитан и я – следом, напросились. Вода в котловане чёрная, водоросли со дна к свету тянутся, в черноте деревья отражаются. Поплавали, помылись, постирались. На высоком берегу тарзанка, никто не прыгает, рядом молодые горожане выпивают, скатёрка, младенцы в колясках; похлестче комариного гудения мат. Кто-то из наших кстати и весело делает женщине замечание. Насупились, но мирно; пообещали ртов не раскрывать: без мата говорить не умеют. Старая шутка, но, увы, в ней совсем мало шутки.

Руководством замыслено: после вечерни ехать в Храм-на-Крови, на ночную Литургию. Ради чего я и отправился в путь за тридевять земель. Несколько человек – Руководство, Иконописец, Медик и другие в разное время подходили к о. Сергию за благословением ехать в Екатеринбург. Это было формой риторического вопроса. Но Сергий благословил иначе: быть на ночной здесь, в Среднеуральском…

Мы уже знали: в Екатеринбург приехал Патриарх Кирилл.

И вот наступила ночь расстрела, с 16-го на 17-е июля. Сто лет назад в эти часы произошло преступление, открывшее шлюзы кровавых рек.

Мы с Капитаном к о. Сергию не подходили, уяснив, что никто уже никуда не едет, и с жаждой Господней милости выбрались на ночную трассу… Шоссе широкое, темень кромешная, комары лютые. Двадцать пять километров нужно бы как-то быстро преодолеть… Машины, возникая из черноты, проносятся мимо ворохом искр, не думая притормаживать. Дело безнадёжное?.. Ничуть!

Легковушка, чудесно оказавшись в монастыре (водитель раз в год здесь бывает), подхватила нас.

Ночные фонари не свет дают, но представление об окружающем. Пространство запружено народом – множество голов, теней, фигур. Под стенами собора, где лестница-памятник, гигантские светящиеся экраны. Литургия служится на воздухе! Да и какой храм вместит такое множество людей! Пробираемся ближе.

Алтарь сооружён рядом с памятником на ступенях. На экране и вживую видим знакомых и незнакомых архиереев, все в красном с золотом, праздничном, пасхальном! Среди них Патриарх Кирилл и митрополит Киевский Онуфрий. Радостно!

На травяных газонах в темноте, – не наступить бы! – спят дети и не дети – на ковриках и одеялках. Чьи-то лица укрыты от комаров, чьи-то не укрыты… В разных местах ночной, заполненной народом площади таблички-подсказки: «Исповедь», «Причастие», «Запивка»…

… И вот из алтаря выносят Чаши с Дарами, потоками растекаются священники с золотом в руках. Говорят, сто Чаш! Чаши замирают вдоль оградки и становятся как бы родниками, к которым тут же выстраиваются очереди.

И почти нет давки. «Как всё продумано!» – отметил про себя.

Вдалеке – впереди, в туманной черноте над головами людей возникают хоругви: формируется голова Крестного хода.

Вот бы Патриарх и Путин встали во главе! Кто-то пошутил: начальство пошло курочку кушать. И был посрамлён: Патриарх, как потом открылось, шёл весь путь впереди.

Плотный людской поток с иконами, детьми, колясками, хоругвями, молитвами и церковными песнями свободно лился по ночному городу. Вначале это были широкие проспекты и площади. И поток пополняется.

Монашенки, выйдя из темноты переулка, стоят, встречают. С обочин вливаются в покаянную реку старушки с иконками и молодёжь благообразная...

Вот две немолодые женщины везут за руки мальчика на скейте. Группа с рюкзачками и карематами, свёрнутыми в рулоны, к лямкам прикручены необходимые в дороге вещи – куртки, свитера, бутылки с водой… Взявшись за руки налегке идут парень с девушкой. Женщина с тремя детьми, на рюкзаке табличка: «Помогите погорельцам многодетной семье из Дивеево собрать на приобретение дома кто сколько может». Болезненно худой парень в камуфляже с крестом на высоком шесте. Седовласый с большой головой священник-инвалид в коляске.

Обгоняет мужчина на нарядном велосипеде, ребёнок на заднем сиденье – едут неспешно… Группа несёт на руках огромный императорский стяг, на цветовых полосах лозунг: «За веру! За царя! За Отечество!» Стройные молодые женщины в похожих синих юбках до земли. Монах, перепоясанный чёрным блестящим ремнём. Молодой человек с табличкой «Срочная помощь 200-07-04»…

Капитан то появлялся и был рядом, то пропадал. Рассвело, когда столкнулся с Иконописцем и Медиком. После ночной Литургии в Среднеуральском автобус вывез их в Екатеринбург к Храму, и они бросились за Крестным ходом вдогон. На лицах счастье: догнали!

Иконописец спрашивает: «Что это было? Почему я пошёл брать благословение у Сергия, если ради этого и приехал – уже с благословением?».

Двадцать один километр от места убийства до Ганиной ямы, где комиссары уничтожили останки страстотерпцев. Патриарх впереди.

17 июля, вторник

К вечеру автобус вернул нас с Ганиной Ямы в Среднеуральский монастырь.

В новой Троицкой церкви схиигумен отец Сергий беседует с паломниками.

Вокруг солеи сдавленная толпа, словно центробежной силой люди притянуты к алтарю. Длинные брюки, бороды, женщины без макияжа, юбки до пола, косынки – те одежды, которые делают благообразными почти все лица. О. Сергий в схиме. Принимает сидя. Исповедник стоит на коленях. Впрочем, кому «просто исповедаться», – объявляет келейник о. Сергия, – тому лучше подойти к другому священнику, есть к кому.

У о. Сергия русское лицо, нос прямой, лицо изнурённое. Все помнят, что он Романов и был первым настоятелем монастыря на Ганиной Яме, что воспринималось многими особо.

Ему передают записки со своими горестями, с приложенными деньгами. Скрученные в трубочки записки он терпеливо разворачивает немолодыми пальцами, внимательно прочитывает, передаёт келейнику, – монаху с лицом решительного человека, – сопровождая коротким словом, а деньги (я видел дважды – купюры по 500 рублей) возвращает просителям: «Не надо. Нет, не надо».

Рядом со мной появляется высокий молодой человек, выше меня на полголовы. Он аккуратно пострижен и хорошо по-летнему одет (не джинсы и майка, а лёгкие отглаженные серые брючки и рубашка). Какая-то дама просит его встать на колени, потому что не видно, он покорно исполняет. Но нелегко долго так стоять, вскоре поднялся, словно опомнился. Наконец, схимник махнул и ему рукой, подозвал.

Михаил – скоро весь храм узнает его имя, – встав на колени, склоняет голову к рукам старца, что-то говорит. И вдруг некая внутренняя сила начала выкручивать его тело – то влево, то вправо, буквально как тяжёлую огромную тряпку, вроде шинели. Словно кто-то огромный и невидимый его выжимал, прижав ноги к полу. Михаил начал рычать, потом залаял, в какие-то мгновения хлопал ладонями себя по лицу, произнося «что это такое, что это такое?!», явно стесняясь происходящего и не в силах справиться с напастью. О. Сергий извлёк из внутреннего карманца рясы небольшой металлический крест и принялся им водить ему по хребту, шепча молитву… Нисколько не помогло! Сергий что-то сказал келейнику, тот быстро подал пластиковую бутылочку с маслом. Быть может, оно из особого святого места. Схимник налил золотистой жидкости в ладонь и омыл ею лицо страдальца. Но и умывание не помогло. Парень лаял! Отец Сергий, чей вид был спокоен и скорбен, вновь кивнул келейнику. Вдвоём они подхватили бесноватого под локти, отвели в центр храма, к большой иконе Почаевских чудотворцев Иова и Амфилохия. Там молодой человек стал ещё неистовей бесноваться, не успокоился и тогда, когда ударился обо что-то твёрдое. Привели обратно, к солее. Схиигумен воскликнул: «Молитесь все о рабе Божием Михаиле!». И все, человек 50–70, стоявшие поблизости, стали в голос повторять, как он научил: «Господи! Помилуй раба Божия Михаила!».

Какая-то женщина не расслышала, стала просить «помилуй нас грешных», её поправили, и храм взмолился как бы единым духом: «Господи! Помилуй раба Божия Михаила!». И возымело действие! Молодой человек вдруг обмяк…

Перед священником на колени опустилась девушка, которая прежде всё время находилась рядом с нами. Я услышал последние слова, которые ей сказал о. Сергий: «Вы дружите, дружите!» Как я понял, благословил не бросать Михаила.

Подошла и моя очередь, дал записку: «О здравии Иоанна». Попросил помолиться о тяжко болящем сыне, сказал, что на завтра назначена вторая операция. И увидел, как от начертанного в воздухе отцом Сергием креста, дрожал воздух.

18 июля, среда

Проехав две с половиной тысячи километров, не попасть на следующий день в Алапаевск, который от Екатеринбурга в ста пятидесяти километрах, – это неправильно. Водители заупрямились: заранее не оговорено! Руководство про Алапаевск тоже ничего не знает. Несколько человек вразумляли: «Под Алапаевском в ночь на 18-е июля были убиты родственники Николая Александровича – Елизавета Фёдоровна, сестра царицы, Константиновичи… Договорились доплатить. Маршрут в этой части паломничества был отчасти повторён.

Мы сильно опоздали, в храм не протолкнуться. Во дворе и вокруг церкви множество людей. Высокий священник говорит с окружившими его: «…Подают записки – их прочитывают с пулемётной скоростью. Но ведь нужно каждое имя в глубокой молитве произносить…».

В Алапаевске особая атмосфера. Вроде и тот же народ, что на Ганиной Яме, но всё проще – как бы по-домашнему. В храме, в правом приделе на полу расстелены спальные маты, кто-то спит и во время литургии…

Из восемнадцати километров Крестного хода прохожу лишь малую часть, большую – в автобусе, Вереница из нескольких десятков разномастных автобусов медленно тянется за Крестным ходом.

19 июля, четверг

В Верхотурье-городе два монастыря и кремль белостенный над Турой, в воспоминании словно бы хрустальный.

…В восьми километрах от Верхотурья монастырский скит Октай – на широком притоке Туры. В своё время в Октае подвизался старец Макарий, духовник Григория Распутина.

В купальне Живоносного источника я получил травму, как-то неловко ударился в воде о перила, пробил боковую часть правой стопы, которая разболелась и вскоре опухла…

В этом увидел вразумление – по поводу моего вздорного конфликта с водителем.

Путь наш – в Дивеево. Некоторые просили заехать в Казань или хотя бы в Седмизерский монастырь, в котором бывала Елизавета Фёдоровна, но просвистели мимо – шоссе широкое, с утра пустынное, солнцем озарённое. Надо, говорят, спешить.

20 июля, пятница

В Дивеево столкнулся с силой жесткой и немилосердной… Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит о том, что добро может быть и не во славу Божию. А боль во славу.

Это была самая настоящая атака.

Начиналось безобидно (лишь раздражающе болела нога). Вышли размяться около Паломнического центра. Возникли две цыганки. Ухоженные, но невыспавшиеся. Предложили помочь их многодетной семье. Лукавство немудрёное. А в пути ещё возник разговор об «именных кирпичиках для Канавки». Мол, можно заплатить и имя твоё будет на кирпичике, по которому пройдёт… Мол, совсем мало места для укладки осталось.

Старец преподобный Серафим говорил: «Кто Канавку пройдёт да 150 раз произнесёт про себя молитву «Богородице Дево, радуйся», тому здесь будет и Афон, и Иерусалим, и Киев». Четвёртый Придел Пресвятой Богородицы.

Я помню Дивеево во времена, когда и сама Канавка еле была видна, и когда её углубляли, обкладывая кирпичом. Теперь, говорят, уложены новые «кирпичики», гранитные. И это неприятно. Ещё и боль в ноге!..

Воочию суждено было увидеть, что тут битва свершается.

Представилось вдруг со всей горечью и раздражением, что Дивеево превращено в пространство для отжима денег! Как маслобойка для масла! Дурная мысль. И свет померк. Не святость – а обман. Произвело это на меня чрезвычайно тяжёлое впечатление. Такое искушение.

Нужно было лечь. Стопа – распухла. Вероятно, температура. Вокруг шло бурное обсуждение: «Есть гостиница «Северная» – бесплатная. Есть платная, там можно помыться, постираться, по 200, это для Дивеево дёшево, – но только завтра. А есть прямо хоть сейчас по 350–400».

Коридор, просторная комната, келья, восемь застеленных кроватей, тихо, чисто. При других обстоятельствах – бросил бы вещи и ушёл в монастырь, в храмы, на Канавку. Попросил у дежурной градусник. Завалился на кровать у окна. Не слышал, как уходили, приходили. Проснулся среди ночи в полной тишине. Все спят. Поднёс термометр к носу, направив шкалу к свету дворового фонаря. И не поверил – 42! Столбик – до упора. И опять провалился в сон. Через время очнулся – хочешь не хочешь, – в туалет надо б выбраться. А он где-то на улице. Тяжело и представить – ноги на пол спустить, потом по лестнице на первый этаж, потом идти искать… Потряс градусник, вновь сунул подмышку, не может же быть 42. Через время стянул ноги на пол, опять присмотрелся к шкале – 38.9. Другое дело!

Выбрался.

21 июля, суббота

За столом грузин, погружённый в чтение книжки, весь в чёрных волосах. Задумчиво, не поднимая глаз, с акцентом горским:

– А что такое экуменизм?

Я ответил. Через длительную паузу, пошипев утюгом, спросил, как в Грузии вспоминают Саакашвили.

– Это политика! Не хочу здесь о политике, – чёрные глаза неодобрительны. Но тут же выясняю, что о политике только и хочет говорить. Представился не без гордости: «Мамука Орбелиани, из королевского рода». Так сказал. Я перевёл: княжеского, наверное.

– Что читаете?

Мамука показал обложку: Серафим Роуз.

Знаю ли я такого?

– Американец! – кивнул я.

Гримаса возмущения отобразилась в него на лице, а из уст недоверие:

– Американец?!

С вдохновением просветителя рассказываю ему о Юджине Роузе и о святом Иоанне Максимовиче. Мамуке понравилось. С горячим восхищением воспринял, что владыка Иоанн стоял на воздухе, когда служил, как некоторые видели, и ходил по Парижу босиком. Мол, ботинки носил в руках, когда начальство велело носить обувь.

Спросил про Абхазию и Южную Осетию.

– Всё заберём! – в чёрных глазах белый огонь.

Рассказал о Саакашвили, за что его уважают в Грузии и за что клянут, о Сталине.

– Если бы вы прочитали, что я написал, вы бы плакали!

08.08.08 он был в Осетии с автоматом. Друг его рядом погиб. Но теперь он видит всё иначе, всю историю с Осетией и Абхазией. Если бы республики остались в Грузии, то Грузия была бы уже в НАТО, а это, как он понимает, для Грузии очень плохо. Видит в случившемся Промысел Божий. Уверен, что Абхазия и Южная Осетия вернутся (это грузинская земля! – чёрные глаза сверкают как уголь на изломе). С Россией Грузия договорится… Он видит свет в конце тоннеля в том направлении, где будет создано нечто подобное – нет, не вполне Российская империя или СССР, а нечто вроде, вроде Единого экономического союза, что ли, в который должны входить Россия, Белоруссия, Украина, Грузия, Молдавия, Казахстан…

Мелким шагом, пошатываясь, двинулся к источникам... Бревенчатые срубы с золотистыми куполами как храмы, красиво. Колодцы. Мужская купальня на Казанском источнике. Сошёл по дощатым ступенькам в полной уверенности, что здесь и обрету исцеление.

С головой, крестясь, трижды. И возликовала душа! Если и была во мне температура под сорок – нормализовалась по ощущению мгновенно. А боль из ноги испарились. Выражение «как на свет народился» – это именно о той лёгкости, которая меня посетила, словно бы грехи прощены и ты вновь младенец, а вся избыточная температура – в пар ушла.

Вышел, на скамеечке люди беседуют.

Пожилой дядька богатырской стати как из пулемёта двум старушкам: «Я бывший офицер и бывший бандит, а бывших не бывает, поэтому своих врагов прощаю, врагов Отечества придушиваю, а врагов Церкви убиваю. Паспорт у меня советский. По нему и билеты беру. Паспорт гражданина России всего лишь один из шестнадцати, удостоверяющих личность. Я кандидат юридических наук, со мной не поспоришь…».

Старушки с восхищением слушают.

«Мало нас осталось, мало. Ещё увидимся», – говорит одна, прощаясь с ними. Тяжела в руке его палка. На кармане рубахи вензель Николая Второго.

И я, наконец, отправляюсь в монастырь…

Прошёлся по Канавке. Приложился к мощам преподобного Серафима (очередь потоком, встретил Капитана, он с девяти утра до середины дня простоял), подал записки, был на исповеди у о. Андрея, об искушениях дивеевских поведал…

На следующий день не мог стоять на службе: в ноге, где пробоина, словно гвоздь раскалённый. Сидел снаружи на ступеньках, динамики выставлены – всё слышно, до шороха.

После причастия, пропев величание Серафиму, священнослужители вереницей стали прикладываться к его мощам, к главе. Они, в золотом и чёрном, тянулись цепочкой, остальные – прихожане и паломники – отсечены золочёными заборчиками, калиточками, охраной.

Из нашей группы Смотрящий подошёл к охраннику, шепнул слово, тот пропустил, отворив. Вещь удивительная: служба охраны, – как успел заметить, – в Дивеево неумолима. Подумал, хорошо бы и мне перед отъездом приложиться. Пока выбирался из толпы, перемещаясь к проходу, охранник вдруг зачем-то отошёл в сторону, а калиточка передо мной сама собой и отворилась (!!!). Медленно так передо мной отошла, мол – давай, пока охраны нет. Совершенно чудесное событие на меня произвело должное впечатление. Воспринял, как приглашение самого Серафима. И это сразу после причастия, после болей в ноге и температуры (не верю до сих пор – 42?).

22 июля, воскресенье

Как на крыльях я вновь прошёл над Святой Канавкой по дорожке, мощёной гладенькими гранитными кирпичиками.

Вот что есть благодать! Она ощутима физически. Здесь Афон и Иерусалим, и Киев! А то, что коммерция – не моего ума дело. Да!

И тут же я нечаянно оказался на освящении строительства часовни царственных страстотерпцев.

Огромная лиственница, посаженная в 1904-м, в год рождения цесаревича Алексия, – место паломничества монархистов. Всё в Дивеево царским духом пропитано. Но нет царского храма.

23 июля, понедельник

Водителей вновь пришлось уговаривать. Санаксары изначально в маршрут не включались. Александр поясняет: «Только на солярку. Мы люди подотчётные. Нам ничего не надо». Никто и не возражает, шапку по кругу, точнее, по внутреннему периметру автобуса.

Мордовские леса. Отличная дорога… Отличная дорога внезапно оборвалась, началась тряска.

Александр как-то неаккуратно пошутил, о. Андрей попросил: больше так никогда не говорите, за такое ад. Нужно каяться. Водителю ещё веселее:

– Там хоть курить можно! А работать буду, как и здесь, как лошадь!

– К Господу нужно обратиться и покаяться, – твёрдо сказал иерей.

– Покаюсь, если вдруг дорога станет хорошей! – ему смешно.

А дорога, что называется, убитая, чередование ям и колдобин. О. Андрей раскрывает молитвослов. В тот момент, когда из молитвенного правила о. Андрей прочитал три раза «Господи, помилуй» – из тьмы вылетела под колёса отличнейшая дорога, словно бы только что перед нами асфальтоукладчик пробежал!

Впрочем, почти так и есть: Саранск совсем недавно готовили к футбольному чемпионату мира, просто не всё успели. Где-то не успели, а дальше успели. Всему на свете находится рациональное объяснение, так Богу угодно.

– Дорога стала идеальной, – отметил я, нависая над головой Александра. – Именно как третий раз батюшка произнёс «Господи, помилуй», в ту же секунду.

Саша попробовал отшутиться, стал произносить множество слов, на что было замечено:

«И не покаялся…».

Александр вдруг повернулся к о. Андрею, вполоборота… Произнёс, серьёзно:

– Каюсь, каюсь!

– Слава Богу, – радостно засмеялся священник.

В Санаксаркий монастырь, устроенный в глухих мордовских лесах, я пытался попасть несколько раз. Тогда жив был старец Иероним. Но не случилось.

И вот наконец-то!

Теперь над могилой старца часовенка.

Наш Иконописец помнит (приезжал в 1990-х), как старец Иероним общался с бесноватой монахиней, которую привезли специально для встречи с ним; читал перед ней в храме Псалтырь… Иероним как бы весь светился, было в нём светящееся веселье, не просто был беловолос и белобород…

В храме читается акафист.

Поражают иконы. Образ праведного Фёдора Непобедимого, написанный с оружием яркими свежими красками, с клеймами его Жития, можно долго рассматривать. Примечаю необычный Голгофский крест – это одновременно икона и крест. Не отдельно, как обычно, но прямо в одном теле иконы, под перекладинами Распятия справа от Спасителя – более мелко написаны жёны-мироносицы, с другой – Иоанн Богослов и Лонгин Сотник. Мощи праведного Фёдора в раке, вырезанной в форме ладьи, над нею сень в виде белого паруса, возносящего корабль вертикально в небо.

Приглашают на трапезу. Сижу – напротив фреска, стоят надо мной Владимир Креститель и Царь Николай. Почему-то радостно от этого. 

…Если бы сейчас хоть и трижды спросили – поехал бы, зная наперёд все искушения, трижды бы и ответил: да.

Паломничество по святым местам – жизнь в сжатом виде, её квинтэссенция. Ну и славно. Да.

+++

12–26 июля 2018 года от Р.Х.

Слава Богу за всё.

Специально для «Столетия»


Эксклюзив
28.03.2024
Владимир Малышев
Книга митрополита Тихона (Шевкунова) о российской катастрофе февраля 1917 года
Фоторепортаж
26.03.2024
Подготовила Мария Максимова
В Доме Российского исторического общества проходит выставка, посвященная истории ордена Святого Георгия


* Экстремистские и террористические организации, запрещенные в Российской Федерации: американская компания Meta и принадлежащие ей соцсети Instagram и Facebook, «Правый сектор», «Украинская повстанческая армия» (УПА), «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ), «Джабхат Фатх аш-Шам» (бывшая «Джабхат ан-Нусра», «Джебхат ан-Нусра»), Национал-Большевистская партия (НБП), «Аль-Каида», «УНА-УНСО», «ОУН», С14 (Сич, укр. Січ), «Талибан», «Меджлис крымско-татарского народа», «Свидетели Иеговы», «Мизантропик Дивижн», «Братство» Корчинского, «Артподготовка», «Тризуб им. Степана Бандеры», нацбатальон «Азов», «НСО», «Славянский союз», «Формат-18», «Хизб ут-Тахрир», «Фонд борьбы с коррупцией» (ФБК) – организация-иноагент, признанная экстремистской, запрещена в РФ и ликвидирована по решению суда; её основатель Алексей Навальный включён в перечень террористов и экстремистов и др..

*Организации и граждане, признанные Минюстом РФ иноагентами: Международное историко-просветительское, благотворительное и правозащитное общество «Мемориал», Аналитический центр Юрия Левады, фонд «В защиту прав заключённых», «Институт глобализации и социальных движений», «Благотворительный фонд охраны здоровья и защиты прав граждан», «Центр независимых социологических исследований», Голос Америки, Радио Свободная Европа/Радио Свобода, телеканал «Настоящее время», Кавказ.Реалии, Крым.Реалии, Сибирь.Реалии, правозащитник Лев Пономарёв, журналисты Людмила Савицкая и Сергей Маркелов, главред газеты «Псковская губерния» Денис Камалягин, художница-акционистка и фемактивистка Дарья Апахончич и др..