«Я не оставил на поле боя ни одного раненого»

Николай Иванович Рыбаков (на фото слева, с боевым товарищем) умер несколько лет назад. Большую часть жизни он провёл в латвийском Даугавпилсе – и в последние её годы состоял в рядах местной ветеранской организации. Сейчас почти весь наличный состав Даугавпилсского общества борцов антигитлеровской коалиции уже покинул этот мир – годы, увы, берут своё... Но пока некоторые из этих людей были ещё живы, я много с ними общался, торопясь сохранить их воспоминания.

Так познакомился и с Николаем Ивановичем. Мне доводилось слышать о войне то, как она воспринималась глазами пехотинцев, артиллеристов, лётчиков и моряков. Н.И. Рыбаков же поведал мне, что довелось испытать фельдшеру, занимавшемуся эвакуацией с поля боя раненых солдат – зачастую под вражеским огнём.

Николай Иванович родился 3 января 1923 года, в Республике Марий Эл. На фронт юношу призвали 24 июля 1941 года – через месяц после окончания среднеспециальной медицинской школы, где его выучили на фельдшера. «И вот, когда учеба осталась за спиной, я, наивный мальчишка, оказался в рядах действующей армии. Военная служба началась для меня в Костроме, где находился сборный пункт. Меня сначала было зачислили в механизированный разведывательный батальон фельдшером, а потом перевели в 24-ю военно-полевую строительную бригаду», – вспоминал Николай Иванович.

Эта часть, в связи с её специализацией, оказалась укомплектована в основном солдатами пожилого возраста, «запасниками» – молодых направляли в боевые подразделения. Командиром батальона, в который попал Рыбаков, был Стрежнев Александр Николаевич, очень толковый и умный человек, а комиссаром – опытный старший политрук Смирнов, воевавший еще в буденовской армии, в Гражданскую. Но особенно юноше запомнился интендант Иван Иванович Гордеев, человек поживший, семейный, служивший еще в царское время унтер-офицером. И именно от него Николай, неопытный восемнадцатилетний юнец, получил массу неоценимых наставлений. Благодаря им Рыбаков сразу обзавёлся достаточным количеством перевязочного материала и лекарств первой необходимости.

Вооруженный своей всегдашней санитарной сумкой, он был готов работать. Поле деятельности открывалось большое – Рыбаков приходился единственным медиком на тысячу человек.

Особенно в его память врезалось сражение за Москву. «Наша 37-я саперная бригада участвовала в нём в составе 43-й армии. К тому времени на знаменитой в русской истории реке Угра, на участке под Калугой, сложилось тяжёлое положение – и нас направили туда. Там мы сразу же приступили к созданию противотанковых укреплений. Работу эту до конца довести не удалось, враг надвигался очень быстро, и ночью нам пришлось отступить просёлочными дорогами. Немцы же двигались по шоссе, высаживали десанты, оттесняя нас в лес. Отступление продолжалось до Серпухова, потом нас направили на участок между Малоярославцем и Подольском, у деревни Малаховка. Обосновавшись в лесочке, начали строить противопехотные огневые точки. Трудились недаром – вскоре немцы начали наступать на этом участке. Но и советская пехота сопротивлялась отчаянно. Целый месяц деревушка эта переходила из рук в руки. Потом наступило время и нашего контрнаступления – помню, мы двигались вслед за сибиряками, чья дивизия нанесла сокрушительный удар по врагу. Малоярославец был взят 2 января 1942 года силами одного батальона рано утром, когда немцы ещё спали. Именно тут я впервые увидел вражеских пленных…», – делился воспоминаниями Николай Иванович.

Потом советские войска и вовсе отогнали гитлеровцев за Калугу. По итогам сражений под Москвой Николай получил первую награду – медаль «За боевые заслуги» за номером 62626. К слову, на передовой он пробыл, по его собственным расчетам, три года и два месяца. «На таких, как я, задача возлагалась ответственейшая. Ни один наш раненый не должен был остаться на поле боя! Само собой, работать часто приходилось на волосок от смерти, эвакуируя пострадавших бойцов в безопасное место. 

В ходе боев под Малоярославцем раненых мы отвозили в Подольск – причём из-за немецких пикировщиков делать это приходилось лишь ночью. Но люди тогда готовы были подолгу находиться в опаснейших условиях, с готовностью подвергали себя всевозможным угрозам – настолько велик оказался накал патриотизма, стремление любой ценой спасти Родину от захватчиков!

Этим чувством были проникнуты все, от высших командиров до рядовых», – вспоминал ветеран.

Его часть получила хорошее материальное обеспечение и людское пополнение. Не замедлили и с переброской на новый театр военных действий – Волховский фронт как раз готовился к наступлению. Когда Рыбакова с сослуживцами перевели туда, «старожилы» удивлялись их ещё довоенным знакам отличия на форме, «кубикам» и «шпалам»: дескать, что за войска? 73-я морская бригада наступала под Синявино (в Кировском районе Ленинградской области), а там вокруг леса и болота. Враги создали на том участке эшелонированную оборону, и советские войска несли большие потери. «Нам приходилось минировать подступы к нашим позициям. Крайне опасная работенка… Мне неоднократно приходилось проползать через эти минные поля, эвакуируя раненых. Правда, в тот момент я уже не был единственным медиком, мне прислали напарника. Мы ходили на передовую, чередуясь по неделям – сначала я, потом мой коллега Алексей Иванович», – вспоминал Рыбаков.

В первый же свой выход на «поляну смерти», как они её называли, Алексей Иванович сам получил ранение – однако, остался в части. Но пока он поправлялся, подменять его, естественно, приходилось Рыбакову. «Помню, был такой эпизод. Один наш солдат получил ранение в ногу и руку и остался на нейтральной полосе ночью. Я добрался до него и начал оказывать первую помощь. Нужно было разрезать фуфайку и штаны, чтобы добраться до ран, перевязать их, наложить шину. Немцы всё время освещали этот участок, а потом пошел мокрый снег. К тому времени наши солдаты закончили минирование и удалились, оставив меня наедине с раненым. Слышу чьи-то голоса – причём, говорят, вроде, не по-русски. Это были немецкие разведчики, кравшиеся вдоль линии фронта. К большому счастью, они нас не заметили. Я с большим трудом дотащил пострадавшего, а потом направился к бункеру, служившему командным пунктом. Только я туда вошел, как в блиндаж угодил вражеский снаряд, который, однако, не взорвался. Обыденное тогда происшествие…», – рассказывал Николай Иванович.

Весной водоемы оттаяли, разлилось, и воевать стало ещё труднее. Даже один неверный шаг в сторону от деревянных настилов был чреват холодной ванной, а то и гибелью.

К тому же враг широко использовал «кукушек» – финских снайперов, прятавшихся на деревьях. Они особенно старались отстреливать командный состав, определяя его представителей по фуражкам и погонам. «Помню, на моих глазах снайпер застрелил взводного – я подбежал к нему сразу, но помочь уже ничем не смог…», – вспоминал Рыбаков.

Когда удалось отогнать немцев под Ленинградом, подразделение отправили на старое место дислокации, под Москвой. Здесь Николай Иванович получил новую медаль «За отвагу». Указанием Ставки ГКО их часть 5 августа 1943 года переформировали в 1-ю гвардейскую штурмовую инженерно-саперную бригаду.

Шёл 43-й год, в воздухе веяло близким наступлением – и в ожидании его солдаты занимались боевой подготовкой. Вновь прислали пополнения и новую технику: в частности, американские автомобили «студебеккеры», а также амфибии. Саперы получили современнейшее по тем временам оснащение, бронежилеты. 2 декабря бригада Рыбакова убыла в 1-й Прибалтийский фронт и, сосредоточившись в районе Великих Лук, вошла в подчинение 4-й Ударной армии. С февраля 44-го однополчане Рыбакова вели боевые действия в составе 6-й гвардейской армии на Себежском направлении. Саперы-штурмовики, помимо выполнения инженерных задач, участвовали в боях вместе с пехотой, а иногда и впереди пехоты, прикрывая оголенные участки обороны.

12 апреля их временно отозвали в Московскую область для очередного переукомплектования. Тремя неделями позже случилось радостное событие – батальонам бригады вручили гвардейские знамёна и перевели их на 2-й Белорусский фронт. На реке Проне, находившейся в окрестностях Могилева, задержались они на целый месяц, строили широкий мост для наших войск. Затем форсировали с ходу реки Проня, Бася, Реста, Днепр, Друть, участвовали в освобождении Могилева, Минска и Гродно, трижды переправлялись через коварный Неман и оказались в Восточной Пруссии.

«Помню, батальоны понесли серьёзные потери при строительстве гати на реке Бжозувка, где полегло немало наших рядовых, сержантов и офицеров. Вообще, до самого последнего дня боевых действий продолжали гибнуть прекрасные, замечательные люди».

«Уже под конец войны я потерял друга Владимира Кузьмина – прошёл плечо к плечу с ним длинный путь с первых месяцев войны и вплоть до ноября 1944 года, когда он сложил голову… Погиб и мой коллега, санинструктор Валентин Козлов – снаряд попал в домик, где он оказывал помощь раненым. Сам я тоже получил тогда ранение в руку – сразу в двух местах.

К счастью, до перелома не дошло, но пострадавшую конечность закатали в гипс», – рассказывал Николай Иванович (на фото – слева, с боевым товарищем).

После возвращения из госпиталя он успел поучаствовать в освобождении от нацистов Данцига и форсировании Одера. Ситуация осложнялась тем, что «наш» берег Одера (к тому же это был период половодья) был пологий, а «их» – весьма возвышенный. «Оборона немцев оказалась плотно насыщена артиллерией, минометами, стрелковым оружием, активно действовала их авиация. Однако мы установили ширину реки, глубину и скорость течения, стали готовить переправочные средства. Нам удалось под огнем врага навести понтонные переправы, оборудовать удобные выезды на вражескую сторону. Сначала прогремела двухчасовая артподготовка, потом немецкий передний край "обработали" самолеты, затем наши пехотинцы и танкисты вступили в бой.

Как немцы ни распинались насчет того, что здесь, дескать, "наш последний рубеж", мы их смяли и опрокинули. После этого они стали массово выставлять белые флаги и сдаваться в плен. Затем мы выступили на Росток, у которого соединились с англичанами. Стало ясно, что до окончания войны уже рукою подать – и она, действительно, не замедлила завершиться.

К моменту окончания боевых действий я находился в звании старшего лейтенанта медицинской службы», – заключил свой рассказ Николай Иванович.

После войны он был отправлен в распоряжение МВД Латвийской ССР, поручившего ему работать медиком в лагере военнопленных. В итоге Николай Иванович решил остаться в Латвии, где познакомился со своей будущей супругой. Получил юридическое образование, работал по специальности в системе МВД, следователем, в то время как жена трудилась учительницей в школе. Затем Рыбаков перешел на работу юрисконсультом в райисполком Даугавпилса, где числился до самой пенсии. У него осталось двое детей – сын живет в Даугавпилсе, дочь в Нижневартовске…