На смерть Зураба Жвания. Судьба триумвиров

Если не считать историю из темного VI века, когда дочь готского короля Теодориха велела убить свою сестру в бане соответствующим режимом топки, гибель грузинского премьера Зураба Жвания от угара уникальна в политической истории. Политики умирали от яда, от кинжала, от бомбы, от пули, а также в собственной постели, но кроме готской королевны и грузинского премьера не угорал еще никто.

Хотя быть может, наше знание и неполно. Во всяком случае, у Мельникова-Печерского мы находим сцену, когда к умирающему промышленнику обращается его главный приказчик и по совместительству руководитель его службы безопасности: "А как до смерти угорело у тебя двое молодцов, чтоб только расстаться тебе с ними и чтоб они дел твоих на суде не показали? Печи-то ведь я по твоему приказу топил".

Кто топил печи в Тифлисе и по чьему приказу, да и наличествовал ли сам приказ, сказать трудно. Чаще всего люди не угорают до смерти, отделываясь рвотой и головной болью, поскольку угар не вовсе незаметен - ему предшествует тяжесть в голове и сладкий вкус во рту. Опять же действие угара индивидуально, и люди не лишаются чувств синхронно, обыкновенно кто-то успевает заметить беду. Хотя конечно, если Жвания и его друг Юсупов очень крепко спали (хотя почему-то в креслах) или же были сильно пьяны, или же чем-то усыплены, тогда угар мог беспрепятственно сделать свое дело.

Сомнения насчет того, куда смотрела служба охраны высших должностных лиц и смотрела ли вообще, также можно отвести. Если бы речь шла о сколь-нибудь регулярном государстве, вопрос был бы оправдан. Чешского или, допустим, португальского премьера трудно представить себе неведомо где угоревшим. Но применительно к Грузии очень часто употребляли выражение failed state, возможно, body-guard там тоже failed. Поэтому строить конспиративные гипотезы довольно трудно. Мы часто склонны забывать, что политики тоже люди, и нелепые случайности с ними тоже происходят.

Проблема не в том, помог ли кто грузинскому премьеру угореть или обошлось без помощи - очень может быть, что и обошлось, а в том, что когда смерть значительного лица порождает кривотолки, разумная тактика для тех, кто остался здравствовать - вести себя максимально рутинно и формализованно, чтобы не дать заронить даже и тени сомнения в своей абсолютной незаинтересованности в случившемся.

Такая рутина для М. Н. Саакашвили означала бы назначение и. о. с последующим выдвижением кандидатуры нового премьера и сугубо демократическим утверждением ее в парламенте. "Смерть вырвала из наших рядов господина Жвания, мы вместе скорбим, но ничто не заставит нас нарушить обретенный в ходе великой революции роз демократический порядок ведения дел". Вместо этого в стремительном темпе, более присущем государственному перевороту, Саакашвили в присутствии передседателя Верховного суда и католикоса-патриарха объявляет о возложении премьерских обязанностей на себя. Как будто специально желая возбудить разговоры о том, до какой степени смерть Жвания могла соответствовать интересам Саакашвили.

Такая суетливость - "и башмаков не износив за гробом" - представляется совсем неразумной, поскольку она слишком хорошо кладется на схему двухтысячелетней давности. И первый триумвират (Цезарь, Красс и Помпей), и второй (Октавиан, Марк Антоний и Лепид) продемонстрировали железный закон такого рода сообществ. Изначально трехглавое чудовище ((С) М. Т. Цицерон) оказывается довольно устойчивым. Принцип tres faciunt collegium работает. Взаимоупор - великое дело. Однако со временем один из триумвиров сходит со сцены, вместо трех точек опоры оказываются две. Конструкция утрачивает устойчивость и между оставшимися дуумвирами начинается война на уничтожение. Революция роз была осуществлена триумвиратом Саакашвили - Жвания - Бурджанадзе, последняя (вместе со своим кланом) оказалась вытеснена на роль невзрачного Лепида, после чего осталось выяснять, кто будет тифлисским Октавианом, а кто - менее удачливым Марком Антонием. На фоне таких исторических типологий только угара и не хватало.

Двусмысленность (или, если угодно, чрезмерная узнаваемость) ситуации должна была склонять Саакашвили к сугубой осторожности, поскольку в его политике очень большую роль играет экспортная составляющая. При отсутствии существенных достижений во внутренней политике ему остается всячески эксплуатировать тему розово-оранжевого интернационала, несущего свободу порабощенным народам постсоветского пространства. Новая освободительная волна и Грузия как образец победившей свободы для Саакашвили не просто звучные лозунги, но условие политического выживания.

При таких обстоятельствах суетливые действия на фоне загадочного угара могут быть очень опасны. Одно дело - закавказская витрина (пусть даже условная, но что не видно глазу, то не омрачает желудка)превосходных европейских ценностей, другое дело - трехглавое чудовище в фазе финальных разбирательств, видимых всему миру.

В последнем случае Саакашвили сильно вредит как самому себе, так и апологетам революционной волны. Разумеется, можно отстаивать необходимость существенных перемен на постсоветском пространстве и без апелляции к освобожденческой риторике, а исходя из сугубо геополитических соображений о необходимости жесткой экспансии, расширения сфер влияния, вытеснения ослабевшей России из ее былых вассальных пространств etc. Можно, но такая перемена речи создает известные трудности.

Ибо на нынешний вопрос "Что же, вы против того, что падет произвол и восстанет народ, великий, могучий, свободный?" не так-то просто отвечать: "Да, я против", потому что сколь угодно здравые разъяснения насчет не самых красивых последствий столь красивой риторики оказываются недоходчивы. "Вы против свободы - о чем тут с вами говорить?".

При переходе на геополитическую речь (а вылезшие наружу разборки среди триумвиров и дуумвиров к тому могут принудить) вопрос будет выглядеть существенно иначе . "Вы что же - против округления наших сфер влияния в постсоветском пространстве?". Отвечать на такой вопрос: "Да, против" значительно легче, поскольку он не обвешан освободительной демагогией.

Именно поэтому угар, сгубивший премьера Жвания, и последующие рекомбинации в грузинской системе власти являются серьезным испытанием для идеологов и организаторов бархатных революций. Если им не удастся вернуть Саакашвили к витринным образцам розовой демократии и властная рубиловка полезет наружу, организаторам останется лишь с прискорбием констатировать: "Дур-р-рак! Всю песню испортил!".