Польский маятник

Этот сборник составлен по материалам заседания экспертного круглого стола «Российско-польские отношения в конце ХХ – первом десятилетии ХХI веков. Динамика развития и возможности перезагрузки». И хотя тема заседания была ограничена хронологическими рамками, проблематика публикаций, тем не менее, охватывает чрезвычайно широкий исторический период - от времен Галицкой Руси до наших дней. Прочитав все материалы, понимаешь, что вынесенный в название сборника вопрос не столько ставит под сомнение факт перезагрузки двухсторонних отношений, сколько возможность самого процесса. И – вполне обоснованно.

Сборник открывается выступлением доктора исторических наук, профессора Геннадия Матвеева, который говорит: «Некоторые польские и российские обществоведы чуть ли не главной и единственной причиной не самой лучшей атмосферы в современных межгосударственных отношениях Польши и России называют историческую память поляков, сформировавшуюся в период, который начался первым разделом Речи Посполитой в 1772 году, да так и не завершился до сегодняшнего дня». А историк и политолог Олег Неменский останавливается на этом тезисе подробно: «Наверное, более глубокая и действительно важная причина такого характера польско-русских отношений кроется в исторической памяти и идентичности наших народов.

Именно в историческом самосознании Россия для Польши означает гораздо большее, чем Польша для России.

Собственно, для русской идентичности Польша не очень-то и важна: её может и не быть, она лишь некоторая историческая помеха для государственного развития, и то скорее из учебников истории – такая же как, например, Швеция. Ну, сейчас вот тоже вроде как мешает – отношениям РФ с Евросоюзом. Однако русскому человеку не надо думать о Польше, чтобы быть русским. Это, кстати, понимают и многие поляки: «Россия нас не замечает», – типичное утверждение для польских рассуждений об отношениях с Россией. Для поляков же Россия – важнейшее «Другое», через образ которого строится всё самоопределение и всё восприятие истории. Сама польская идентичность ставит поляков в активное отношение к России и всему русскому». И эта активность находит свое проявление, прежде всего, в той неоднозначной архитектуре, которую выстраивает Польша в отношениях с восточным соседом.

Геннадий Матвеев подчеркивает: «Польские политики никак не хотят расставаться с историей». И если я не ошибаюсь, то сам термин «историческая политика» был придуман именно в Польше. Понятно, что история всегда была в той или иной степени политизирована. Собственно, когда она еще складывается как профессиональная дисциплина, то уже определяются рамки того, что принято называть национальным нарративом, национальной историей, так как историки участвуют в формировании идентичности, в строительстве нации и т.п. Они всегда занимались тем, что помогали государству воспитывать патриотов, да просто граждан. Но в конце ХХ в. складывалось впечатление, что эта роль истории в Западной Европе уходит в прошлое. Отнюдь нет, и сегодня доктор исторических наук Наталия Нарочницкая в очередной раз напоминает: «Историк не имеет право делать вид, что не знает о тысячелетнем грузе. И в Москве, и в Варшаве наготове списки взаимных обид и упреков — и у каждого своя правда. Поляки предъявят нам разделы, подавление польского восстания, пакт Молотова — Риббентропа, убийство в Катыни...» И далее:

«Русские припомнят пись­мо епископа Краковского Матфея, призывавшего в 1146-1148 годах Бернарда Клервосского к крестовому походу против русских варваров, поход на Кремль в 1612 году, Пилсудского, мечтавшего о походе на Москву, убийство тысяч крас­ноармейцев, Ю. Бека, предлагавшего Гитлеру за три месяца до пресловутого пакта услуги по завоеванию Украины».

«Общее для всех стран Восточной Европы и бывших союзных республик недавнее историческое прошлое вплетено «исторической политикой» Варшавы во внешнюю политику современной Польши. Оно используется польским политическим классом как рычаг давления в двусторонних отношениях, прежде всего с Россией. На эту правопреемницу СССР возложена главная ответственность за судьбу Польши в военные и первые послевоенные годы», - утверждает доктор исторических Альбина Носкова. Далеко не ради красного словца один из создателей концепции, известной ныне как «доктрина Гедройца-Мерошевского», положенной Польшей в основу своих восточных связей, Юлиуш Мерошевский однажды заметил: «Политика на семьдесят, а, может, и восемьдесят процентов – это дискуссия на тему истории». Модератор круглого стола доктор исторических наук Лариса Лыкошина в своем выступлении сказала: «Польско-российские отношения в 90-е годы правомерно рассматривать в широком контексте «восточной политики» Польши, т.е. ее взаимоотношений с Украиной, Белоруссией, Литвой. В этой связи необходимо отметить то серьезное влияние, которое оказала на восточное направление польской внешней политики в целом и ее российскую составляющую концепция Гедройца-Мерошевского». Напомним, что, согласно этой концепции, свобода Ук­раи­ны, Лит­вы, Бе­ло­рус­сии (отсюда акроним ULB – Украина – Литва – Белоруссия) обес­пе­чит и сво­бо­ду Рос­сии и Поль­ши. В концепции центральное значение придавалось украинскому независимому государству как лимитрофному образованию под контролем внешних сил, а Польше доставалась роль регионального лидера и почетный титул защитницы «латинской цивилизации». На территории независимой Украины, по замыслу польских стратегов, российское влияние должно слабеть и быстро сойти на нет. В целом эта концепция является, по сути, усеченной концепцией «Междуморья», выдвинутой в 1920-х годах Юзефом Пилсудским, - проекта конфедеративного государства, которое включало бы Польшу, Украину, Белоруссию, Литву, Латвию, Эстонию, Молдавию, Венгрию, Румынию, Югославию, Чехословакию, а также, возможно, Финляндию и простиралось бы от Черного моря до Балтийского. Концепция Гедройца-Мерошевского предусматривала также создание независимых от Москвы и антирусских по содержанию Белоруссии и Литвы, которые вкупе с Украиной, стали бы буфером между византийской Россией и прозападной Польшей.

«Борьба за Украину и Белоруссию как сферу влияния, которую польский политический класс ведет с Россией, - единственное, пожалуй, направление, где все польские политические силы, независимо от того, на каком фланге они располагаются, выступают единым фронтом»,- говорит Геннадий Матвеев.

По образному выражению Наталии Нарочницкой, «маятник повернул, и сегодня, как писал Ф. Энгельс Вере Засулич, снова «мнение Польши о России стало мнением Запада». В марте этого года в рамках так называемого Веймарского треугольника состоялась очередная встреча глав Франции, Германии и Польши, которая, согласно официальным сообщениям, обозначила новый этап в восточной политике Европы. Напомним: «Треугольник» появился в 1991 г., когда Франция и объединенная Германия перестроили свою политику на постсоветском пространстве. С распадом СССР постсоциалистическая Европа превратилась в зону непосредственных геополитических интересов Берлина и Парижа. Привлечение Польши, одной из самых крупных по численности населения и территории стран «новой Европы» в качестве «третьего угла», диктовалось тем, что немцы и французы стремились держать поляков в рамках диалога, осуществляя мягкий контроль над внешней политикой Варшавы.

Поляки сейчас в двойственном положении. С одной стороны, они в какой-то мере теряют контроль над Украиной. С другой стороны, отказ от конфликтных отношений с Россией позволяет Варшаве оставаться в игре, выступая связующим звеном между ЕС и РФ. Многие вопросы Брюссель уже не может решить без России, но, наладив отношения с Варшавой, Москве нет надобности заниматься проблемами общеевропейского значения «через головы» поляков, на что последние всегда обижались. Варшава не исключается из диалога Брюсселя с Кремлём и не вызывает былого раздражения у Парижа и Берлина, а это значительно укрепляет авторитет Польши в Евросоюзе. Высказанная президентом Польши Брониславом Коморовским идея превращения Веймарского треугольника в «четырехугольник», с приглашением к участию в нем президента РФ Дмитрия Медведева, конечно, столкнется с трудностями.

«Четырехугольнику» воспротивятся США и Великобритания, так как образование оси Париж – Берлин – Варшава – Киев – Москва равносильно «похоронам» англосаксонского влияния в Европе.

Показательно, что недавно министр иностранных дел РФ Сергей Лавров провел в Калининграде переговоры с главами МИД Германии Гидо Вестервелле и Польши Радославом Сикорским. В ходе первой встречи в формате «тройки» Россия-Германия-Польша были подведены промежуточные итоги и намечены новые ориентиры поступательно развивающемуся взаимодействию трех стран, открывающему дополнительные возможности для формирования общего позитивного политического климата на пространстве Евро-Атлантики.

Стремление Варшавы активно участвовать в строительстве новой Европы не означает, что Польша готова «отказаться» от Украины или Белоруссии. Так называемые «восточные территории» (Kresy Wschodnie), к которым поляки относят западные районы Украины и Белоруссии, а также южную Литву, - это колыбель польской культуры, где родились и творили многие её представители. Отказ от «кресов всходних» для поляков немыслим. Несмотря на некоторое сближение Москвы и Варшавы, репортажи польских СМИ, вещающих на «восточные территории» или освещающих их проблематику, по-прежнему выдержаны в крайне русофобских тонах. «Восточные земли» - тот рубеж, который Польша не намерена оставлять ни при каких условиях. «Кресы всходни» для поляков - это сугубо польский вопрос. В лучшем случае - польско-украинский. И только вопросы общеукраинского масштаба рассматриваются Варшавой как элемент польско-российской проблематики. По мнению Олега Неменского, «есть и другая сторона, о которой в России почти не говорят, но которая имеет для польской культуры, польской идентичности гораздо большее значение: это мессианизм. Польский культурный комплекс мессианизма в отношении всего пространства на восток от Польши. Все это пространство – русские земли – в польской культуре получило название «Восток». А доктор исторических наук Геннадий Матвеев утверждает, что «политика по отношению к России стала, по сути, лишь производной западной политики Польши».

Современная польская геополитическая мысль зарекомендовала себя как отражение геополитики атлантизма. Сегодня Польша готова стать «наконечником копья» в новой политике соседства, определенной ЕС. Проатлантистская политика Варшавы имеет насыщенную и долгую историю. «Вообще, польский мессианизм – огромная и, так сказать, многосоставная тема, - пишет Олег Неменский. - Старый средневековый католический мессианизм, то есть убеждённость в долге правоверных христиан искоренять язычество, ересь и схизму, дополненная идущей ещё от Августина традицией насильственного распространения веры, превратился в государственную идеологию в период Контрреформации… Тогда сложилась концепция Речи Посполитой как «Antemurale christianitatis» (Форпоста христианства, по-польски «Przedmurze Chrześcijaństwa») на востоке Европы… Король Сигизмунд III писал папскому нунцию в Кракове Фр.Симонетта, что главной его целью в московской кампании является распространение католицизма, хотя бы и ценой собственной крови. А несколько позже римский папа Урбан VIII написал Сигизмунду III: «Да будет проклят тот, кто удержит меч свой от крови! Пусть ересь почувствует, что нет ей пощады», призывая уничтожать всех врагов унии».

Удивительно, но католическая реакция усиливается в Польше в XVIII веке, когда Запад вступил в эпоху Просвещения. Религиозность поляков ничуть не сдала позиций посреди либеральной секуляризации Европы в XIX веке и достигла пика в 1960-1980 годах при атеистическом режиме коммунистов. Сегодня Польша, где более 75% населения регулярно посещает церковь, выглядит аномалией не только на фоне Скандинавии (там аналогичный показатель находится на уровне 3-5%), Франции или Англии (15-20%), но даже таких в недавнем прошлом бастионов католицизма, как Испания, Ирландия и Италия, где после 1945 г. наблюдается резкое падение религиозности. А Европа в целом фактически отказалась от христианских ценностей, на основе которых и выросла. Наталия Нарочницкая с тревогой говорит: «Философия либертаризма уже полностью извращается в ценностный ни­гилизм, который проявляет знакомые черты тоталитарной нетерпимости и все более дерзко наступает на основу демократии — свободу совести и слова.

Хотя Польша сегодня настроена, прямо сказать, не слишком доброжелательно к России, мы — русские консерваторы — рукоплещем полякам, не побоявшимся отстаивать христианские ценности в «единой Европе», в которой под раскаты вольтерьянского хохота освистывают Рокко Буттильоне, осмелившегося откры­то заявить, что различает грех и добродетель.

Идеалом такого общества является гражданин мира, живущий «хлебом единым» в гедонистическом рабстве плоти и гордыни, исповедуя: «ubi bene ibi patria». И далее президент Фонда исторической перспективы Наталия Нарочницкая обращается к политикам обеих стран: «Вот где лежит подлинный шанс сыграть поистине великую роль нашим на­родам, все еще сохранившим тягу к христианским ответам на великие вопросы человека и человечества. Вот поле, на котором можно быть равновеликим игро­ком европейской истории, ибо для утверждения истины бессилен ВВП и не нужно вечно догонять Запад. Нужно всего лишь сохранить умение и желание различать красоту и уродство, истину и ложь, добро и зло».

Еще на одну точку приложения совместных усилий указывает кандидат исторических наук Николай Бухарин: «Теперь политику России в отношении Польши и политику Польши в отношении России объединяет прагматизм. Республика Польша (РП) в своей восточной стратегии постепенно отходит, как пишет директор Польского института международных вопросов (PISM) М. Заборовский, «от восприятия России как угрозы, а в отношении постсоветского пространства руководствуется все больше прагматизмом (стремлением к достижению конкретных целей), а не идеологией». Ему вторит молодой польский политолог С. Жерко: «Приоритетом польской восточной политики не может быть продвижение западной системы ценностей в России, Беларуси или Украине вопреки позиции большинства общества этих стран». А кандидат политических наук Наталья Бурлинова совершенно справедливо замечает: «Гуманитарное сотрудничество между государствами по линии молодежи является залогом будущих нормальных отношений между странами завтра. Нормальность в данном случае подразумевает стабильность этих отношений, которые могут быть если и не отличными, то, во всяком случае, спокойными, нейтральными, взаимовыгодными».

И если рассматривать Европу как независимого игрока, то ось Москва-Варшава могла бы помочь Европе освободиться от англосаксонской опеки. С опорой на Россию такой сценарий не кажется фантастичным. Уже сегодня часть интеллектуальной элиты Франции, Италии, Польши высказываются в пользу геополитического союза с Кремлем против гегемонии Вашингтона. И это стало бы началом новой европейской политики. Но для этого двум странам недостает объединяющей идеологии. Время идеологем локального значения осталось в прошлом. В условиях глобализации нужно опираться на идеологию глобального значения. Здесь подчеркнем, что в сборнике даются выступления председателя правительства РФ В. Путина и премьер-министра Польши Д. Туска на встрече с сопредседателями Группы по сложным вопросам, вытекающим из истории российско-польских отношений (7 апреля, 2010 г.). Владимир Путин, в частности, тогда сказал: «Правда - она очищает. И она дает нам надежду на то, что мы сможем выстроить добрые, добрососедские отношения. Нам нужны именно такие отношения. И Польше, и России нужно это новое качество наших отношений». Дональд Туск идею поддержал: «Все начинают понимать, что правда не бывает направлена против кого-либо. Сложная правда того времени не направлена ни против россиян, ни против поляков, ни против украинцев или евреев.

Потому что правда - это как внезапный свет, показывающий нам дорогу. По этой дороге должны пройти и политики, и целые народы. Даже если не всем нравится, что мы делаем и что мы говорим.

Благодаря работе с вами мы с этой дороги уже никогда не сойдем». Но 9 декабря 2010 г., выступая с лекцией в Фонде Маршалла в Вашингтоне, президент Польши Коморовский, говоря о перспективах польско-российских отношений, заявил: «…Кнопку «перезагрузки» мы нажмем в конце, а не в начале пути… На каждом этапе все следует проверять, как говорится в старой русской поговорке «доверяй, но проверяй», это примерно так же, как в супружеских отношениях». И в какую сторону может теперь качнуться «маятник» двусторонних отношений? Ответ на этот вопрос, да и на многие другие, убедился, можно найти в представляющем мнения авторитетных российских ученых сборнике, главным редактором которого является Наталия Нарочницкая.