Игорь Смирнов: Какая мне разница, кто за меня решает - ЦК или Евросоюз?

На днях в Сухуми состоится саммит глав четырех непризнанных государств, образовавшихся после распада СССР — Абхазии, Южной Осетии, Нагорного Карабаха и Приднестровья. Один из четырех «осколков империи» — Приднестровская Молдавская республика (ПМР). Еще в 1990 г., понимая, что дело идет к развалу СССР, Тирасполь не захотел уходить от России вместе с Молдавией. После кровавого вооруженного конфликта с Молдавией в 1991–1992 гг. ПМР сохранила свой уклад жизни и экономику. На ее территории размещены российские миротворцы, но переговорный процесс пока так ни к чему и не привел. О нынешней ситуации вокруг непризнанной республики обозреватель «Политического журнала» беседует с ее президентом Игорем Смирновым, возглавляющим приднестровцев уже 15 лет.

– Игорь Николаевич, в каком состоянии находятся переговоры с Молдавией после срыва «плана Козака» в 2003 году?

– Переговорный процесс практически не ведется. Мы никогда не выходили из переговоров, а Кишинев приостановил свое участие. Последняя одесская встреча показала, что Молдова полностью отказывается от федеративного принципа устройства государства, который зафиксирован и в докладах ОБСЕ, и в позиции стран–гарантов и посредников. Молдова оказывает на нас различное экономическое давление, затрудняющее развитие экономики Приднестровья.

– Возможен ли возврат к «плану Козака»?

– Я хочу подчеркнуть, что это не план Козака. Дмитрий Козак появился по просьбе президента Молдовы Воронина. Мы тогда искренне верили в восстановление отношений между приднестровским народом и народом Бессарабии, то есть Молдовы. Это была очень трудная и тяжелая работа, мы пошли на очень большие уступки – с целью построения равноправного федеративного государства. Все было готово, но перед самым подписанием все сорвалось…

– По вине Кишинева?

– По причине воздействия на господина Воронина со стороны ряда европейских государств. После этого Молдове стали говорить, что Россия, конечно, остается основным стратегическим партнером, но «наша цель – Евросоюз». И началось наращивание экономических санкций против Приднестровья – с желанием зарегистрировать все наши предприятия у себя, с требованием платить налоги в бюджет Молдовы. По сути, это попытка захвата собственности. Экономикой дело не ограничилось – в последнее время они прибегают к запрету на передвижение дипломатов (это вдобавок к тому, что России не дают открыть консульство в Приднестровье). Страна с демократическим устройством разрешает передвижение дипломатов по своей территории только с разрешения МИД!

– Это касается и российских дипломатов?

– Да. При этом Молдова «забывает», что главная цель, которую выполняет Россия, – миротворческая операция, то есть недопущение кровопролития. Так что речь не идет о борьбе идей, о том, что Молдова рвется в Евросоюз (я думаю, Россия сама не против вступить в Евросоюз), – дело в поддержании мира. Попытки помешать этому означают определенный перехлест в умении господина Воронина управлять своим государством.

Одним словом, переговорный процесс ушел в тень. Никакие вопросы не рассматриваются, все упирается в заявление властей Кишинева о том, что они идут в Европу: «Мы демократическая страна, и нам должны верить». Но ведь проблемы-то не только с демократией – разве Молдова соответствует тем экономическим требованиям, которые предъявляет Евросоюз? Хотя я не удивлюсь, если по политическим мотивам будет сделано исключение. Как было в 1992 году – на территории Молдовы шли боевые действия, то есть она не контролировала всю свою территорию. По Уставу ООН такая страна не может быть принята в состав организации, но ее приняли. Может быть, это была дань борьбе с коммунизмом…

– Каковы перспективы переговорного процесса?

– Все зависит только от усилий стран-гарантов – России и Украины. Но и им работать в последнее время нелегко. У нас действует Объединенная контрольная комиссия (ОКК), которая, по сути, управляет вооруженными силами Молдовы, Приднестровья и российскими миротворцами. На днях представителей ОКК опять не пустили на территорию – это означает, что в зоне безопасности могут оказаться неуправляемые вооруженные силы. К чему это может привести? К провокации, к угрозе жизни людей.

Мы рассматриваем эти действия как изоляцию Приднестровья.

– Есть ли вообще надежда на выход из тупика?

– Нельзя забывать главное – почему появилось Приднестровье. Развал Союза, образование новых государств, подъем национального самосознания. Но Приднестровье имело государственность раньше Молдовы. И наша экономика, наша культурная жизнь строились на взаимосвязи с великим государством – сначала царской Россией, потом Советским Союзом. Поэтому образование приднестровского государства было защитной реакцией на распад СССР и выражало стремление жить самостоятельно.

Сейчас все будет зависеть от позиции стран-гарантов, а они не раз заявляли, что не допустят экономической блокады Приднестровья. Президент Владимир Путин четко сказал, что не допустит построения в XXI веке резерваций, а блокада ведь – то же самое. Экономическое давление, экономическая блокада, информационная, дипломатическая… По логике событий дальше – только война. Остановить такое развитие событий может лишь четкая позиция России и Украины: «Никогда не допустим войны и будем защищать своих граждан». Российских граждан у нас более 100 тысяч, а если бы было консульство, то было бы еще больше.

– Что вам говорят ваши собеседники в руководстве России?

– Говорят, что понимают, что обеспокоены, что нужно что-то предпринимать. Но пока не говорят что. Я считаю, что Россия должна увеличить число своих миротворцев и заявить, что в случае провокаций будет отвечать. Ведь сейчас задача Молдовы – сорвать формат переговоров, доказать, что Россия не справляется с функцией миротворца, и втянуть сюда другие страны. Это Россия-то не справляется? Ни одного погибшего за десять лет!

– Что изменится для Приднестровья с приходом к власти на Украине Виктора Ющенко и Юлии Тимошенко с их ориентацией на Европу?

– Я вас уверяю, что Украина будет проводить достаточно разумную политику. И Юлия Тимошенко, и Виктор Ющенко очень ценят деловой подход к экономическим проблемам. То, что Украина будет идти в Евросоюз, так ей предстоит очень много сделать, и зачем ей портить себе экономику?

– У вас есть личные контакты с новым украинским руководством?

– С Ющенко мы знакомы с 1993 года. Работали с ним и когда он был премьером, и я оценил его высокий прагматизм, понимание им правила «не навреди».

С Украиной нас очень многое связывает. Сейчас у нас растет число граждан Украины – их уже более 55 тысяч. Не забывайте и о том, что Приднестровье в свое время было территорией Украины. А во время геноцида Молдовы против своих граждан более 100 тысяч беженцев было на Украине.

Так что я не думаю, что украинские власти, стремясь в Евросоюз, забудут о самом ценном – о мире и человеческих жизнях.

– Приднестровье – одно из так называемых непризнанных государств, оставшихся от СССР наряду с Абхазией, Южной Осетией и Нагорным Карабахом. Много неудобств доставляет неопределенный статус?

– Давайте говорить языком газетчиков – осколки империи. Проблемы возникают в основном экономические. Купили лицензию на сотовую связь у Кишинева – заплатили 1,5 миллиона, а связи так и не получили. Или задержали наши памятные монеты. Вот в чем неудобство непризнанного государства. А никаких неудобств мировому сообществу мы не приносим. Мы самодостаточное государство. А когда нас обвиняют в диктатуре… У нас президент не обладает такими полномочиями, как первый секретарь ЦК компартии Молдовы. У них ведь парламентская республика, а рулит всем первый секретарь. А в Приднестровье я даже не могу распустить парламент.

– Как складываются отношения Приднестровья с другими «непризнанными»?

– У нас подписаны договоры с ними. С Абхазией, которая оказалась в таком же положении, как и мы, заключены договоры о взаимном экономическом и военном сотрудничестве. Мы отсылали им продукты и зерно. Южной Осетии мы налаживали систему энергоснабжения. Так что мы всегда взаимодействуем, больше в консультативном порядке.

Я признаю право осетин и абхазов сказать, где и как они хотят жить. Союз не они разрушали (как и не мы, которые в отличие от Молдовы проводили у себя в 1991 году референдум о сохранении СССР). А демократы убивают самый главный принцип демократии – решают все без народа. Какая мне разница, кто за меня решает – ЦК или Евросоюз? Приезжает представитель ОБСЕ и говорит: «Мы так считаем». Проблему можно силой загнать внутрь, но она все равно рванет. Кому это нужно?

Вот почему мы соглашаемся на переговоры. Ведь, по сути, зачем нам Молдова? У нас экономика уже 15 лет развивается отдельно, и мы живем не хуже – у нас валовой продукт на душу населения в три раза выше, чем у них. А они живут за счет гастарбайтеров – и что будет, если Россия введет визовый режим? Поэтому Молдову так интересует наша собственность, поэтому они все время кричат о приватизации. У нас ведь приватизация была не такая, как в России, – все продавалось только за деньги. Средства шли в бюджет, а значит, попадали и к пенсионерам, и к бюджетникам. Имеют свою долю собственности и коллективы – до 25%. Кроме того, мы сейчас разрешаем приватизацию тем инвесторам, которые имеют рынки сбыта, так что заводы сразу в два-три раза увеличивают производство.

Единственное, что не нравится ЕС и США, – это то, что мы смотрим на Россию. Американские дипломаты прямо говорят: «Мы бы вам сразу помогли, только вытолкните отсюда Россию». Но как вытолкнуть Россию из сознания людей?

– Если бы вы сменили ориентацию, вас признали бы как независимое государство?

– Конечно, было бы совсем другое отношение.

– Может ли Евросоюз форсировать прием Молдовы, исходя из политической целесообразности?

– Главным аргументом мировой истории остается сила – пусть и под личиной демократии. Почему Молдову в свое время приняли в ООН? Потому что Румыния, Франция, Германия подсуетились и за руку привели. А Приднестровье никто не привел. Точно так же может быть и в случае с Молдовой и Евросоюзом.

– Возможно ли объединение Молдовы с Румынией?

– А кто вам сказал, что они разъединены? Давайте посмотрим формально – гимн, флаг, язык общие. Каждый год до пяти тысяч человек в Молдавии обучаются за счет румынского бюджета – воспитывается будущее. Границы? Сейчас Румыния входит в НАТО, потом и в Евросоюз, но они не будут перекрывать границы. Будет единое экономическое пространство, будут два румынских государства. Оба будут участвовать в международных делах – как в свое время в ООН вместе с СССР были еще и Украина с Белоруссией. А в остальном? Что такое суверенитет? Это уклад жизни, культурные и исторические ценности. Все это у них общее. Зачем им формально объединяться – они и так едины. К тому же у Молдовы нет потенциала для самодостаточного существования.

– А какое будущее у Приднестровья?

– Мы видим себя независимым государством. Но если народ соберется и скажет на референдуме, что хочет быть в союзе с кем-то, – так и будет. А так мы совершенно самодостаточны. У нас средняя пенсия – около 40 долларов. Вы попробуйте что-то в Приднестровье сделать не как в России – тут же поднимется крик.

– Ваша экономика по-прежнему завязана на Россию?

– Так было раньше. 80% товарооборота приходилось на Россию, а сейчас осталось 38. Остальное – Запад. Швейную фабрику купили американцы, а на другом комбинате шьют форму для Пентагона.

– Ощущаете ли вы поддержку России на международном уровне?

– Поддержка есть, но она недостаточна, слаба и информационная работа МИД России. Взять ту же Парламентскую ассамблею – мы же не можем самостоятельно там выступать. А молдавские представители выступают и говорят о том, какие плохие приднестровцы. Голое вранье, но Запад охотно этому верит, потому что это против России.

– Как вам в Москве объясняют невозможность признания Россией Приднестровья?

– Раньше мне говорили, что не могут создавать прецедент – у нас Чечня, Татарстан. Я отвечал, что нужно сделать так, чтобы не хотели отделиться. К тому же Приднестровье не отделялось от России – нас выбросили. Второй аргумент был таков: у нас нет общих границ. А как же Калининград?

Дело в том, что цена такой осторожности – потеря российского влияния на всей территории бывшего СССР. Я всегда призывал Москву учиться у американцев. Есть мировое сообщество, есть международное право, но почему тогда президент США заявляет, что если что-то будет противоречить национальным интересам, то он поступит в соответствии с национальными интересами? «Почему вы так не делаете?» – спрашиваю я своих московских собеседников. «Мы еще не можем». Но это «еще» может продолжаться столетиями. Нужно решать проблемы и брать на себя ответственность. Это, кстати, касается не только внешней политики.