Андрей Арешев: «Рецидивы августа 2008 года отнюдь не исключены»

- Андрей Григорьевич, насколько за прошедшие два года изменилась позиция Запада по отношению к Пятидневной войне? Какие здесь можно увидеть нюансы?

- Может показаться, что по прошествии двух лет все потихонечку встает на свои места. Как мы помним, в первые дни грузинской агрессии западные СМИ развернули крайне мощную пропагандистскую кампанию, направленную на дискредитацию предпринимаемых Россией действий. Сейчас, конечно, такого накала уже не наблюдается, и следует также предположить, что те люди, которые синхронизировали два года назад специфические информационные «залпы», изначально понимали что к чему и кто является виновником агрессии. «Перевод стрелок» на Россию был призван оказать на нас давление, иметь дополнительные рычаги влияния на нашу страну. Неспроста та же Хиллари Клинтон недавно вспомнила об «оккупации грузинских территорий».

Но ситуация, конечно, несколько изменилась, отчасти благодаря изменению роли и места грузинской проблематики во внешнеполитической повестке дня, и в частности, в российско-американских отношениях. Ситуация сейчас, конечно же, немного не та, чем при администрации Буша, и «грузинская» тема, связанная с требованиями о выводе войск или об отзыве признания двух новых государств, не звучит так всеобъемлюще и так тотально, как это было в августе 2008-го. Хотя соответствующая внешнеполитическая терминология, как мы видим, отнюдь не позабыта…

Думаю, что кавказская тематика может быть использована в случае обострения ситуации, которое может быть связано с конфликтом не регионального, а глобального уровня, связанного, например, с нескрываемыми планами американцев нанести ракетно-бомбовый удар по Ирану. Рецидивы августа 2008 года отнюдь не исключены, не в последнюю очередь потому, что России не удалось решить все те задачи, которые ставились – не удалось добиться признания, более или менее массового, Южной Осетии и Абхазии, осуждения агрессии Саакашвили на международном уровне, на уровне ООН. Провалились и попытки российского МИДа добиться хотя бы постановки вопроса о запрете на поставки Грузии наступательных видов вооружений. Насколько это было реально – это отдельный вопрос, но мы можем предположить, что в случае негативных изменений в ситуации (в том числе и внешнего контура - скажем, очередная смена некое «переформатирование» в рамках нынешней администрации) прежние пропагандистские клише, связанные с обвинениями России во всех смертных грехах, будут задействованы вновь. И никакая «перезагрузка» не поможет…

Что предпринять, чтобы этого не произошло? Ну, наверно, в рамках нынешнего внешнеполитического курса нужно пытаться по-прежнему использовать все возможные каналы - формальные и неформальные – чтобы ни у кого не оставалось излишних иллюзий на тему некоей скорректированной «перезагрузкой» реакции Москвы на случай возобновления вооруженных провокаций у границ Южной Осетии или Абхазии.

- Как же вы оцениваете на сегодняшний день отношения России и Грузии, какие здесь видны перспективы?

- Российско-грузинские отношения на политическом уровне, как известно, находятся в некой точке замерзания. Их просто нет. Есть определенный диалог на экспертном уровне, на уровне различных политиков. Сейчас идет довольно напряженный процесс осмысления того, как лучше строить этот диалог – речь идет пока что только, конечно, об экспертном диалоге, – чтобы он привел к каким-либо результатам. Мне представляется, что альтернативных вариантов улучшения у российско-грузинских отношений нет. Однако, оценивая возможности диалога и те ориентиры, к которым надо идти, налаживая этот диалог, необходимо отказаться от завышенных ожиданий. Грузинская сторона, например, может говорить о «деоккупации», но в таком случае разговор рискует закончиться не начавшись. Нужно понимать - то, что случилось в августе 2008 года, - всерьез и надолго. Если грузинская сторона хочет как-то налаживать диалог со своими бывшими автономиями, а ныне независимыми государствами, то не нужно втягивать в это ни Россию, ни США. Достаточно просто проанализировать свои ошибки, свои промахи – а их было немало – и переходить к диалогу непосредственно с Цхинвалом и Сухумом. Кстати говоря, некоторые подвижки в этом направлении имеются. Что не может не обнадеживать. Например, мы видели, несколько достаточно интересных фильмов на эту тему, где высказываются достаточно крамольные для грузинского массового восприятия абхазской и осетинской проблем тезисы – в частности, о том, что Абхазия действительно, может быть, хочет жить самостоятельно, и нужно к этому всерьез относиться.

С другой стороны, Россия, при всем неприятии режима Михаила Саакашвили, по-моему, должна четко осознавать, что этот человек будет оставаться на своем посту до конца президентского срока, а может быть, и сохранит какой-то лимит своей власти дальше – мы знаем, что сейчас в Грузии готовится конституционная реформа, которая предполагает определенный переток полномочий от президента к премьер-министру. В этой связи открыто говорится, что Саакашвили после 2013 года может занять пост премьер-министра и сохранить, по крайней мере, большую часть той власти, которую он сейчас имеет. Говорить о том, что он себя дискредитировал, конечно, можно, но то, что именно Михаил Саакашвили вполне устраивает, в том числе, и наших партнеров по «перезагрузке» - это реальность, с которой необходимо считаться.

Мне представляется, что российско-грузинский диалог должен быть лишен сейчас чрезмерной политизированности, стремления решить все и сразу. Мы сейчас видим шаги, которые ориентированы именно на то, чтобы сблизить политически активные круги двух стран – в частности, молодежь. Предпринимаются определенные шаги и в экономической сфере. А как правило, вслед за экономикой подтягивается и политика. К сожалению, в российско-грузинских взаимоотношениях мы пока что не видим подтверждения этой известной аксиомы.

Реализуемые или проектируемые гуманитарные проекты должны быть направлены на ознакомление, информирование стран и народов друг о друге, потому что отсутствие такого информационного обмена приводит к появлению самых неприглядных явлений, уродливых мифов, которые внедряются в общественное сознание. Бороться с этими мифами будет потом очень сложно.

- Как бы вы оценили российско-абхазские отношения? Как они могут складываться в дальнейшем?

- Конечно, после 2008 года наступил новый этап российско-абхазских отношений. В чем-то они стали более ясны, а в чем-то - более сложны и запутаны, потому что Абхазия теперь является независимым государством и стремится диверсифицировать свою внешнюю политику. Да, республика ориентирована прежде всего на Россию. Но наши двусторонние отношения уже оказались в фокусе довольно оживленной дискуссии, на мой взгляд, нуждаются в более глубоком осмыслении, более детальной проработке. Особенно это относится к гуманитарному «блоку» вопросов, так как некоторые российско-абхазские конференции зафиксировали определенные проблемы, в частности, в сфере осмысления нашего совместного исторического пути. Речь идет и о характере вхождения Абхазии в состав России, и о некоторых эпизодах Кавказской войны… Поднимаются и достаточно сложные сюжеты, связанные с недавним прошлым российско-абхазских взаимоотношений. Есть попытки, причем порой довольно изощренные, трактовать все спорные вопросы в антироссийском ключе. Я, конечно, далек от мысли утверждать, что это явление носит в Абхазии широкий характер, но, тем не менее, негативные тенденции не должны замалчиваться.

Мне представляется, что всё-таки по худшему сценарию российско-абхазские взаимоотношения не будут развиваться, потому что есть прочные экономические связи, есть заинтересованность различных предприятий в развитии тех или иных отношений абхазской экономики. И многонациональный народ Абхазии, и госструктуры этой страны, без сомнения, смогут продемонстрировать свою эффективность в новых, уже не военных, а мирных условиях, когда грузинские войска уже не нависают над столицей страны.

- А какими будут отношения России и Южной Осетии?

- Положение здесь несколько отличается от ситуации в Абхазии, прежде всего, наличием сильных настроений на присоединение к России. Да и по менталитету граждане Южной Осетии – это россияне. Но вопрос о том, насколько независимость, приобретённая по воле обстоятельств в 2008 году, является крепкой и не стоит ли рассматривать ее в качестве некоего промежуточного этапа на пути присоединения республики к России, не является столь простым, как это может показаться на первый взгляд.

Как известно, в Южной Осетии имеются проблемы, связанные с аффективным расходованием денег на восстановление. Ситуация сложная, хотя было бы неправильно сказать, что здесь не делается вообще ничего. Конечно, надо признать, что с учётом тех средств, которые выделяет Россия, процесс этот мог бы идти и побыстрее. Но данный вопрос, как известно, имеет две стороны. Провалы в восстановлении республики связаны с некими общими формами хозяйствования, а точнее с недостатками этих форм хозяйствования, о котором много говорится и в РФ на высшем государственном уровне. Однако за разговорами должны следовать дела.

Мне представляется, что от того, насколько привлекательным будет тот механизм взаимоотношений России и Южной Осетии, которые сейчас выстраиваются и находятся в процессе постоянной трансформации, во многом будет зависеть привлекательность будущей модели сотрудничества с Россией на Кавказе и привлекательность такой модели для других народов. Если здесь не будет сделано ничего, а насущные вопросы выживания простых людей не будут решаться годами, это неминуемо приведет к ревизии итогов Пятидневной войны. Конкретные формы и методы такой ревизии могут оказаться самыми разными. Конечно, сравнение не совсем корректное, но тем не менее рискну: когда в конце весны – начале лета все упоенно рассуждали о модернизации, вряд ли кто-нибудь в России представлял, что уже начиная с июля предстоит столкнуться с жесточайшей засухой, потерей большой части урожая и выгоранием обширных пространств…

Различные западные структуры активно работают не только в Грузии, но и в Абхазии, и в Южной Осетии, и все прекрасно знают о том, что там происходит. И конечно, любые промахи, любые недостатки будут раскручиваться и «эффективно» использоваться в качестве доказательства того, что Россия не может предложить своим соседям, даже своим союзникам, какую-либо эффективную модель экономического и политического взаимодействия, какие-то общие проекты. И это может иметь крайне негативные последствия.

Беседу вел Сергей Иванов