Наденьте, доктор, ордена!

Он лежал на краю дымящейся от взрыва большой воронки. И чудилось ему, что взлетел он над землей и легко, стремительно поднимается ввысь, к белым облакам, где какие-то люди в белом и звучит чарующая музыка… И вдруг послышался крик: «Папа-а-а!» Обернулся он и увидел, что вслед за ним летит его трехлетняя дочка и тянет к нему ручонки. Протянул и он ей свою руку. Дочка ухватилась за нее, и тут, словно сквозь сон, донеслось до него: «Ребята, а этот живой». Вначале его, в крови и без сознания, солдаты приняли за убитого, и только по пульсу на шее определили, что жив.

- Меня потому и не пристрелили боевики, а подобрали наши разведчики – я им всю жизнь буду благодарен!

Такой вот эпизод из своей боевой истории поведал мне полковник в отставке, начальник хирургического отдела одной из московских поликлиник Мирза-Али Рамазанов. Но до этого разговора прошло, наверное, года два. Не скажу, что виделись мы часто: к доктору обращаешься ведь, когда уже совсем невмоготу. И как это обычно бывает, слово за слово – что-то доктор скажет, что-то пациент, и из отдельных фраз, деталей постепенно вырисовывается человек с его характером, биографией, жизненной линией вообще. Так и узнал, что Рамазанов участвовал в двух военных кампаниях на Северном Кавказе. Просил рассказать подробней.

Но каждый раз в ответ на мою просьбу доктор Рамазанов рекомендовал прочитать книгу командующего группировками федеральных войск во время боевых действий в Чечне и Дагестане Геннадия Трошева «Моя война. Чеченский дневник окопного генерала».

И при этом категорически отказывался от какого-либо разговора на тему чеченской войны. Я просил, настаивал, убеждал и никак не мог понять, откуда у него такая стойкая неприязнь к «пишущей братии». Не понимал до тех пор, пока не наткнулся на такую вот цитату в воспоминаниях генерал-полковника Г. Трошева.

Она длинная, эта цитата, приведу ее поэтому в сокращенном виде, но суть, думаю, будет понятна: «Многие журналисты ехали тогда на чеченскую войну в поисках славы и денег. Только суточные у многих российских телевизионщиков превышали сотни долларов… многие из них оказались в кабинете Удугова. К встречам со своими «дорогими коллегами» он готовился основательно. Все было продумано до мелочей: кому – «виски», кому – «баксы», кому – краденую машину, кому – эксклюзив с Дудаевым. Всем – внимание, всем – информация, всем – вечная дружба». И далее: «Раздражало болезненное стремление некоторых журналистов публично поизгаляться над военными, а то и просто поскандалить. Ведь в то время общий тон публикаций в российских СМИ (не говоря уже о зарубежных) был откровенно антиармейским. Многие газеты и телеканалы с нескрываемой симпатией вели речь о сепаратистах, представляя их эдакими «борцами за независимость», а нас унижали».

Книга вышла в свет в 2001 г., но, согласитесь, оценка той российской журналистики, в целом, не потеряла своего значения.

А однажды доктор Рамазанов сказал: «Мне всегда нравилась военная служба – это пунктуальность, порядок, форма, наконец. Но главное – это преданность Родине. Это значит делать все для ее защиты».

Он имеет право так говорить: среди его боевых наград есть два ордена Мужества.

- Первый орден получил за 1 января 1995 года. А второй в 2000 году, 26 августа, - уточнил как-то Рамазанов.

Интересную статистику привел в своей книге генерал Г. Трошев: «К сожалению, немалые потери понесли и федеральные войска, особенно в первые дни 1995 года. Погибли и пропали без вести более полутора тысяч солдат и офицеров. А если быть абсолютно точным, то всего с 31 декабря 1994 года по 1 апреля 1995 года, по данным Генштаба, в Объединенной группировке войск погибло 1426 человек, ранено 4630 военнослужащих, 96 солдат и офицеров оказались в плену».

По окончании боевых действий штаб Объединенной группировки войск обнародовал такие данные: потери российских войск составили 4103 человек убитых, 19794 раненых. По уточненным данным, собранным группой исследователей во главе с генерал-полковником Г. Кривошеевым, потери федеральных сил составили 5042 убитых, 16098 раненых. В Афганистане, заметим, почти за 10 лет войны количество погибших в Вооруженных силах составило 14427 солдат и офицеров, раненых и контуженных - свыше 53000.

Цифры красноречиво свидетельствуют о том, что на Северном Кавказе шла жестокая война. Раненые, как правило, попадали на операционный стол, в том числе – к военному хирургу Рамазанову. Сколько всего?

- Не считал, - сказал Рамазанов. – Сотни. В сутки бывало по 10 – 15 операций. А случалось, что в первую половину дня поступало 1 – 2 человека, зато во вторую – до 30. Каких только ранений не было! Минно-взрывные, рваные раны, механо-термические, переломы с ожогами, контузионные в сочетании с минно-взрывными, оскольчатые переломы и т.д.

На эту войну он вполне мог и не пойти. Когда в начале декабря 1994 г. во Владивостоке формировалась группировка войск для обеспечения «законности, правопорядка и общественной безопасности на территории Чеченской Республики», как позже будет сказано в указе президента РФ Бориса Ельцина, в список врачей от дивизионного медсанбата, где он служил ведущим хирургом, Рамазанов включил и себя. Хотя и не обязан был включать, но хорошо знал горы, в отличие от своих подчиненных. В этих местах он родился и вырос. А службу офицером после окончания военно-медицинской академии начал в Киеве. И когда Украина объявила о своей «нэзалэжности», ему, тогда старшему лейтенанту, предложили высокую должность в военном санатории, но при условии, что он примет присягу на верность Украине.

Отказался. И сделал это непосредственно в генштабе украинских вооруженных сил, куда его вызвали с объяснениями по поводу мотива отказа. Заявил, что уже присягал Родине, а Родина – одна. И попросил перевода в Россию.

В Северо - Кавказский военный округ. В те времена такие переводы был возможны. Попал служить во Владикавказ. 11  декабря 1994 г. войска получили приказ: совершить марш из Владикавказа до Грозного, открывать огонь при этом категорически запрещалось…

К вечеру колонна добралась до станицы Ассиновской Ачхой-Мартановского района. Здесь по войскам стали стрелять. Появились первые боевые потери, раненые. Со стороны российских войск не прозвучало ни одного выстрела...

- Сколько же дней вам не разрешалось стрелять?

- Недели две, - ответил Рамазанов. – Дней 10 на границе Ингушетии и Чечни стояли. Развернули операционные. Работали в полевых условиях. Убитых отправляли во Владикавказ как «груз 200». Во владикавказский госпиталь отправляли и раненых.

Близ села Барсуки группировка попала под сильный огонь. Местные жители блокировали движение. Вперед прорвались с трудом. И стали подниматься все выше и выше в горы. Обойдя Сунженский хребет, группировка блокировала Грозный с западного направления. Большую угрозу представляли снайперы. Десантники взяли нескольких таких стрелков. Ими оказались женщины из Прибалтики, их прозвали «белыми колготками». 30 декабря с горных высот стал виден весь Грозный, а в канун нового года, 31 декабря, поступил приказ на штурм чеченской столицы.

В более поздних официальных документах дано жесткое определение этого периода: несмотря на то, что Грозный по-прежнему оставался не заблокированным с южной стороны, 31 декабря 1994 года начался штурм города. В город вступили около 250 единиц бронетехники, крайне уязвимой в уличных боях. Российские войска были плохо подготовлены, между различными подразделениями не было налажено взаимодействие и координация, у многих солдат не было боевого опыта. Войска имели аэрофотоснимки города, устаревшие планы города в ограниченном количестве. Средства связи не были оборудованы аппаратурой закрытой связи, что позволяло противнику перехватывать переговоры. Войскам отдали приказ о занятии только промышленных зданий, площадей и недопустимости вторжения в дома гражданского населения (откуда потом по солдатам и офицерам вели огонь как по живым мишеням). А вот что рассказывал доктор Рамазанов:

- У нас на исходе были топливо и боеприпасы, мы планировали пополнить их утром, но ночью дали команду «Вперед». В городе боевики обложили нас со всех сторон. Мы заняли круговую оборону. Изредка постреливали. Если бы боевики знали, что у нас стрелять нечем, голыми руками нас бы взяли. Мы попали в «мясорубку». Было много раненых, убитых. Взял взвод охраны, двух врачей и санинструктора, погрузили раненых в бронетранспортеры и поехали. А куда? Никто толком не знал, где медбат. Попали под огонь гранатометов. Развернулись – и обратно. А вдоль городских улиц автомобильные шины разбросаны. Боевики жгли их, чтобы за дымом укрываться от наших самолетов. На третий день раненых было уже 48, убитых 20. Всех погрузили в четыре БТРа, убитых привязали сверху и снова – вперед. И опять попали под сильный огонь. Я на второй машине был. Она пошла вдруг «юзом», перевернулась и – чудо! – стала на колеса. А раненые все в крови, многие с капельницами в руках… В медбате думали, что я уже погиб. За упокой души выпили. Как бы там ни было, а 48 человек удалось спасти.

- За такие дела Героя дают!..

- Меня орденом Мужества наградили…

Генерал Геннадий Трошев писал, что в июле 2000 года Владимир Путин сказал так: «Некоторых потерь в Чечне можно было избежать. Для этого требовались дисциплина, ответственность, профессионализм. И от осознания того, что эти потери были необоснованными, становится еще печальнее…»

- По чьей-то глупости, дурости мы потеряли там очень много ребят, - говорил Рамазанов. - И я никогда не радовался орденам.

- Потому и не носите их никогда? Даже орденские планки? Вы же в двух кампаниях участвовали…

- И никогда не надену. Знаете, я ведь первый орден Мужества отказывался получать, так мне его домой принесли. Там столько ребят положили… Людей, по большому счету, отправляли туда на гибель.

- Но вы же спасали их! И сами, насколько мне известно, были ранены.

-Таких, как я, много. Бывало, сутками работали, стоишь – качаешься. У нас были неплохие результаты. Главное – обходилось без осложнений: учли опыт афганской войны. Ордена, кстати, не всегда доставались тем, кто их заслуживал. Помню, один офицер из КЭЧ (коммунально-эксплуатационная часть – ЖКХ по-военному. – В.П.) был награжден орденом Мужества… Подобных примеров тоже не мало.

Рамазанов, кстати, не стеснялся говорить об этом вслух. Нет, он совершенно сознательно рекомендовал мне прочитать книгу безвременно ушедшего, погибшего в авиакатастрофе Геннадия Николаевича Трошева. Пишет генерал: «…в декабре 99-го, в самом начале Грозненской операции. Вокруг этой операции было много «военно-политической суеты». Москве хотелось поскорее услышать доклад о захвате чеченской столицы.

– Нельзя долго держать город в блокаде! – бомбили нас по телефонам. – На вас вся страна смотрит, весь мир… Уже начались политические спекуляции… Не тяните со штурмом!.. Грозный – ключ ко всей чеченской кампании…»

- А почему вы решили стать хирургом? – спросил я Рамазанова.

- С малых лет очень нравился белый халат. С дошкольного возраста, когда старший брат впервые отвел меня в медпункт на прививки. Все убегали, уколов боялись, а у меня с тех пор в памяти запахи лекарств.

А если взять наш род, то по линии отца мой прапрадедушка еще в XIX веке учился в Каире, стал врачевателем, преподавал там в университете, к старости вернулся на Родину. Передал знания моему прадедушке, тот, в свою очередь, своему сыну.

Прадедушка был суровым и справедливым человеком, к нему даже кади (судья. – В.П.) приходил за советом. Род наш был состоятельным, княжеский род. Меня назвали в честь прадедушки – Мирза-Али. Али – значит воин, сильный, богатырь.

- В горах высоко жили?

- 2700 метров. Мы – лезгины. Есть у нас танец орла. Слово «леки» означает «орел». В царской России было много генералов-лезгинов. Мои деды воевали в Великую Отечественную войну, один погиб, на второго несколько «похоронок» пришло, но в 1947 году он вернулся и вскоре умер от туберкулеза. Ради чего воевали наши деды? Мы единый российский народ. Кстати, родной брат отца, - светлая ему память! - был генералом, другие дяди командовали войсковыми частями, медики тоже были. Говорили, что из меня получится хороший хирург. А отец три десятка лет был директором нашей школы. Кандидат биологических наук. Преподавал в столичном университете, но вернулся домой, когда бабушки после войны остались одни… Да, знаете ли вы, что лезгины когда-то были христианами?

Да, я знал это и про то, что в г. Дербенте была древняя христианская церковь – тоже. «Меня, признаюсь, поразил случай со старшим лейтенантом Олегом Пагусовым. В бою он потерял сознание, а когда очнулся, увидел, что вражеская пуля попала в нательную иконку Божьей Матери, пробила ее, застряла, но в грудь не вошла. Иконку Олегу в отпуске надела мама. Материал, из которого та была изготовлена, конечно, никакими противопульными свойствами не обладал. Говорят, таких примеров было немало», - написал в своих воспоминаниях генерал Трошев. А меня поразили несколько случаев из боевой биографии Мирзы-Али Рамазанова.

Офицер контрразведки предупредил, что за ним охотятся боевики. За голову дают весьма приличную сумму. Ночью на расположение военных медиков было совершено нападение.

Вообще-то, Рамазанов ни от кого не прятался. Медицинскую помощь оказывал многим местным жителям. Кого-то оперировал, кому-то вправлял вывихнутую руку, ногу… А на День Победы попросил у командира машину, 10 мешков муки, хлеб и тушенку. Узнал, что в соседнем селении проживают два ветерана Великой Отечественной. А время было военное, голодное. И вот – привез. Но ни один из ветеранов ничего не стал брать. Созвали они жителей, и всем раздали муки поровну, по две банки тушенки и по одной-две буханки. А потом сказали ему: «Езжай, сынок, больше к вам никто не придет». И точно – потом нападений не было.

Однако вскоре Рамазанов уехал оттуда. И в «паузе» между первой и второй кампаниями опять учился в военно-медицинской академии. Там же отказался от операции на позвоночнике, так как не было гарантии, что будет потом ходить. И снова был направлен в Чечню. При распределении сказали ему: вы человек опытный, должны поехать туда. Поработаете полгода, а мы о вас не забудем. Госпиталь, мол, там развернули, туда и получил назначение начальником хирургического отделения. А приехал - никакого госпиталя нет. Только котлованы начали рыть. Весь госпиталь размещался в палатках.

- В Грозном?

- На окраине Грозного, в Ханкале.

И опять пришлось ему в соседнее село идти. Глава администрации попросил. Там, между прочим, даже роды принимал. Но в помощи нуждались, прежде всего, пожилые люди. Взял две гранаты под бушлат и пошел. Фактически спас мужчину и женщину, у которых обнаружил страшное заболевание. Обоих отправил позже в госпиталь. Но тогда думал, что в часть уже никогда не вернется. Появились вдруг, словно ниоткуда, два боевика, вооруженные автоматами, и сказали: доктор, вы нам нужны на неделю, заплатим столько, сколько назначите… И рассказали ему всю его биографию, включая семейное положение. Ответил, что если не вернется в установленный срок, то село «Градами» будет сровнено с землей. Бандиты ушли. Но злобу на него затаили, и чем бы это кончилось, трудно сказать, если бы Рамазанова не перевели к новому месту службы.

Последние восемь лет он живет в Москве. Ждет свою квартиру и снимает чужую. Дети уже взрослые, а очередь практически не движется.

И еще надеется, что все-таки засчитают ему все, без исключения, «фронтовые» годы («обсчитались», видать, военные чиновники при его увольнении из армии), выплатят «потерявшуюся» где-то в недрах штаба Северо-Кавказского округа денежную компенсацию (т.н. боевые).

Пишет, например, генерал Трошев: «Рассказать о войне на Северном Кавказе побудило меня и желание предостеречь всех от повторения допущенных в 90-х годах серьезных ошибок, и политических, и военных. Мы должны усвоить горькие уроки Чечни. А это невозможно без трезвого, спокойного и глубокого анализа всех событий…» И что, усвоили? Похоже, что не совсем, по крайней мере, в отношении людей.

- Я хирург, - говорил Рамазанов. – В погонах или без них.

…И раздался во время одного из наших разговоров телефонный звонок. Пациент, очень пожилой человек, уехал на дачу в соседнюю область и там сломал ногу, просил о помощи. Рамазанов не смог не помочь…

- Много можно говорить, - сказал он однажды. – И если я доживу до 60 лет, то напишу мемуары как Трошев. И скажу, что только благодаря своей семье поднялся на ноги. Говорят: афганский синдром. Но есть и чеченский. Когда меня разведчики нашли, я был весь черный от гари и грязи. Целый взвод там полег, я один остался в живых. А та маленькая девочка, что тогда вырвала меня из лап смерти, уже на 6-м курсе медакадемии… Это и есть цена нашей жизни. Ордена? Военный человек кому жизнь отдает? Родине, Отчизне отдает! Не за награды.

Да, когда-то выражение «Есть такая профессия – Родину защищать» было формулой, смыслом, аксиомой жизни многих, и не только военных людей. А сейчас? И все же: наденьте, доктор, ордена. Вспомните, что на многих обелисках золотом выбиты именно эти наполненные глубоким смыслом строки: «Это нужно – не мертвым! Это надо – живым!..» Вспомним – все вместе вспомним.