Нужно ли России расширение ШОС?

Министр иностранных дел Исламской Республики Иран Манучехр Моттаки 24 марта этого года, в ходе своего визита в Таджикистан, сообщил, что его страна подала в секретариат ШОС официальную заявку о вступлении в организацию в качестве ее полноправного члена.

С самого момента возникновения Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) не прекращаются активные споры вокруг природы и перспектив развития данного объединения. Причем спектр высказываемых мнений весьма и весьма широк. Одни авторы утверждают, что ШОС – это не более, чем бумажный фантом, своего рода «организация болтунов», созданная бюрократией России и Китая «для отвода глаз». Другие эксперты, наоборот стоят на откровенно алармистских позициях, видя в ШОС то, чем она никоим образом не является, - а именно военный блок, своего рода новую, восточную версию Варшавского договора. Сторонники еще одной весьма распространенной в странах Запада позиции видят в ШОС исключительно «союз диктаторов Евразии», созданный, якобы, исключительно для противодействия благотворной работе США и их союзников по продвижению демократии и прав человека в этот регион.  

При этом примечательно, что часто эксперты и публичные политики, берущие на себя труд рассуждать о природе ШОС не удосуживают себя даже такой малостью, как знакомством с основополагающими документами организации. Вместо этого в ход идет безудержная фантазия с неизменными ссылками на геополитику.  

Изначально новая структура, которая в дальнейшем получила название ШОС, возникла из-за стремления уладить существовавшие проблемы в сфере безопасности в регионе границ Китая и бывших союзных республик СССР.

 Никакого отношения эти цели не имели ни к стремлению создать новый военный альянс, ни к противодействию «оранжевым волнам», генерируемым Западом. Этот момент принципиально важен и в другом отношении – применительно к существующим версиям о возможности расширения ШОС.  

Действительно, уладив проблемы безопасности в пограничье Китая и государств центральной Евразии, ШОС стала развивать сотрудничество входящих в эту организацию стран и по другим направлениям, что повлекло за собой возможность расширения числа участников. Границы с Китаем имели четыре бывшие союзные республики СССР – Россия, Казахстан, Киргизия и Таджикистан. 14 июня 2001 года в структуру был принят Узбекистан. Это событие было вполне логичным и естественным, поскольку ШОС позиционировала себя как региональная структура. 7 июня 2002 года на саммите ШОС в Санкт-Петербурге была принята Хартия ШОС – документ, по своему предназначению аналогичный уставам других международных объединений. В нормах статей этого документа неоднократно упоминается, что ШОС действует в определенном пространстве. Так среди целей ШОС значится «развитие многопрофильного сотрудничества в целях поддержания и укрепления мира, безопасности и стабильности в регионе».  

Правда, нигде в статьях Хартии нет четкой расшифровки того, что же понимают государства, образовавшие ШОС, под термином «регион». В каком-то смысле это и порождает возможность разных мнений по поводу возможностей расширения ШОС. В мире нет универсальной формулы на сей счет. Есть региональные организации, которые объединяют государства, расположенные только на одном континенте или в одной части света. Но существует множество и иных примеров. Поэтому вопрос о том, каковы же должны быть пространственные пределы ШОС, остается дискуссионным как для экспертного сообщества, так, очевидно, и для политических лидеров самих стран-участниц ШОС. И ответ на этот вопрос совсем не так прост и очевиден.  

Сознание достаточно большой части россиян, травмированное сданными в 90-х годах геополитическими позициями России, по вполне понятным причинам благосклонно воспринимает планы увеличения присутствия нашей страны в разных точках планеты. Но применительно к ШОС этот подход не столь однозначен.

Ведь, во-первых, ШОС, при формальном равенстве членов этого объединения, - это все-таки организация, в которой первую скрипку играет не Россия, а Китай.

 Любой грамотный эксперт понимает разницу между формальным юридическим равенством и фактическим неравенством ресурсов, на которые опираются члены любой межгосударственной структуры. На саммитах того же НАТО формально голоса государств-членов альянса равнозначны, но ведь все понимают, что реально «музыку заказывает» Вашингтон, а отнюдь не, скажем, Мадрид.  

Во-вторых, именно практика нахождения России в ряде межгосударственных объединений наглядно показывает, что расширение численного состава членов – это далеко не всегда благо, а подчас как раз наоборот. В декабре далекого 1991 года Грузии не было в числе стран, подписавших учредительные документы об образовании СНГ. Эта страна вошла в Содружество только в конце 1993 года. И что, разве это можно считать действительным успехом данного объединения?  

Если международная организация плодит только бесчисленные документы, то тогда конечно, чем больше стран ставят подписи под этими актами, тем солидней они выглядят. Но если объединение ряда стран действительно работает над воплощением в жизнь каких-то реальных проектов, то чем больше круг участников, - тем чаще всего труднее их осуществлять. Ведь все государства чем-то отличаются друг от друга, порой весьма и весьма существенно. У них разные потенциалы, разные политические устройства, разные властные элиты, разные цели во внешней политике. Пусть даже политические лидеры и дипломаты предпочитают на своих встречах говорить преимущественно о совпадении интересов и целей, все равно разница в этом отношении существует. В том же ЕврАзЭС который год высшие чиновники заявляют о том, что вот-вот будет принят единый таможенный тариф на всю номенклатуру товаров, поставляемых странами этого объединения друг другу. И каждый раз эти обещания не исполняются в силу того, что кто-то не хочет жертвовать своими национальными интересами ради общей цели.  

Шанхайская организация сотрудничества в этом отношении, с нашей точки зрения, также пока не сумела выработать полноценный единый отлаженный механизм сотрудничества. Формально ШОС – это открытая организация, то есть в нее могут вступить и другие государства. Часть 1 статьи 13 Хартии ШОС гласит: «ШОС открыта для приема в ее члены других государств региона, которые обязуются соблюдать цели и принципы настоящей Хартии, а также положения других международных договоров, принятых в рамках ШОС». Отметим, что в этой формуле опять-таки речь идет о региональном ограничении членства.  

Но дело даже не в этом.

Уже не раз и не два в ходе деятельности ШОС возникали ситуации, когда ряд государств изъявлял желание войти в эту структуру. Причем войти в качестве полноправных членов.

 Несколько лет назад весьма активным на этом направлении был Пакистан. В 2006, 2007 и в нынешнем году такие намерения высказывал и высказывает Иран. Министр иностранных дел Исламской Республики Иран Манучехр Моттаки 24 марта этого года, в ходе своего визита в Таджикистан, сообщил, что его страна подала в секретариат ШОС официальную заявку о вступлении в организацию в качестве ее полноправного члена.  

Иран, наравне с Пакистаном, Индией и Монголией уже несколько лет обладает статусом наблюдателя в ШОС. Кстати, в соответствии с упомянутой выше Хартией ШОС помимо статуса постоянного члена и наблюдателя в ШОС также еще существует статус «партнера по диалогу». Но пока этот статус ни одной стране не предоставлен. Этому есть свое объяснение. Представители служилой бюрократии, которые сочиняли текст Хартии ШОС, по всей видимости, предполагали, что «наблюдатель» и «партнер по диалогу» - это как бы две ступеньки, которые должна пройти страна, прежде чем получить статус полноправного членства. В этом смысле такой вариант помогал бы осуществить «мягкую наладку» механизма сотрудничества с государством-новичком. Но на самом деле – это лишь одна из версий. Нигде в Хартии нет прямых указаний на такое понимание юридических статусов «наблюдателя» и «партнера по диалогу». За годы существования ШОС государства-члены этой организации по не совсем понятным причинам так и не удосужились разработать и принять четкие правовые акты на сей счет, хотя они и были предусмотрены в той же Хартии ШОС.  

Поэтому сейчас этот вопрос полностью не урегулирован даже с юридической стороны. А есть ведь еще и политический аспект. Например, вполне понятно стремление Ирана получить статус полноправного члена ШОС. С точки зрения национальных интересов Ирана это очень выгодно. Ведь Тегеран тем самым получит весьма существенную поддержку на международной арене в условиях той конфронтации, которая имеет место сегодня по отношению к Ирану стороны многих стран Запада. В ШОС входят два постоянных члена Совета Безопасности ООН – Россия и Китай, а страна–наблюдатель Индия имеет все шансы стать новым постоянным членом Совета Безопасности, если будет проведена реформа этого органа, разработки которой активизировались в последние годы. То есть иранцы наверняка полагают, что партнеры по ШОС не дадут его в обиду.  

И в отношении критики планов развития ядерной энергетики Ирана расчет иранцев примерно такой же. В ШОС входят в качестве постоянных членов две ядерные державы (Россия и КНР) и наблюдателями также являются два ядерных государства (Индия и Пакистан). Причем последние получили свое ядерное оружие «явочным порядком», уже в условиях действия политики ограничений на распространение ядерного оружия. Это обстоятельство также дает надежду Тегерану на то, что при получении постоянного членства в ШОС давление на него может быть смягчено. Осуждать иранцев за подобные надежды нельзя: Иран пытается реализовать свои интересы.  

Но вот совпадают ли эти интересы с позициями других государств ШОС? Полагаем, что не всегда и не во всем. Понятно, что в ШОС есть страны, которые готовы в силу разных причин поддержать иранцев. В 2006 году такие заявления делало руководство Киргизии, сегодня об этом же официально заявляет руководство Таджикистана. Но ни Таджикистан, ни Киргизия не делают погоду в ШОС. А положительное решение о приеме в организацию принимается в ШОС Советом глав государств путем применения принципа консенсуса.

Захотят ли Москва, Пекин и Астана получить дополнительную головную боль из-за членства Ирана в ШОС?

Пока большинство факторов говорит в пользу скорее негативной реакции со стороны этих стран на инициативу Ирана. Ведь нынешнее руководство Ирана не раз делало такие заявления, которые никак не могут быть поддержаны ни Китаем, ни Россией. Разыгрывать же «иранскую карту» в противостоянии с Западом также вряд ли продуктивно: прибыль от этого будет не столь очевидна, тогда как вероятные потери могут быть значительными. Принятие Ирана в ШОС будет означать привнесение в эту организацию тех сложных проблем, которые не может решить это государство. Такой вариант только замедлит становление ШОС, затормозит ее работу по многим направлениям. Может быть, властям в Душанбе это и безразлично, когда они делают заявления о поддержке вступления Ирана в ШОС, поскольку они-то будут стоять в стороне, а основные проблемы возникнут у России и Китая. Но такой подход не может считаться ответственной политикой.  

Интерес России и Китая состоит в том, чтобы сделать ШОС действительно сильной, авторитетной и дееспособной работающий структурой, а вовсе не в том, чтобы множить фронты, по которым ведется конфронтация с Западом на международной арене. Не формальный критерий – количество членов, а другое – успех крупных многосторонних проектов должен быть целью работы ШОС. С последним же в ШОС далеко не все обстоит успешно. Проектов много, но они в подавляющем большинстве реализуются не на многосторонней, а на двусторонней основе. Причем, как правило, одной из таких сторон выступает Китай, а не Россия. Поэтому не решив одной проблемы, не следует умножать их число.