«Любовь к своему – не есть ненависть к иному»

В Париже состоялась презентация книги Н.А. Нарочницкой «Что осталось от нашей победы? Россия – Запад: непонимание» (Изд-во де Сирт, Париж, 2007). Это перевод вышедшей в России в 2005 году книги «За что и с кем мы воевали?».

В 8.30 утра – начало презентации – конференц-зал французского Института международных отношений (IFRI) уже был полон. Пришли представители книжных издательств и периодических изданий, журналисты, политологи и просто интересующиеся историей Второй мировой войны, а также происходящим сегодня в мире в целом и в России в частности французы, русские эмигранты, сотрудники и служащие совместных франко-российских организаций и предприятий. Еще несколько минут - и в зале не остается ни одного свободного места. В президиуме - оппоненты, эксперты по России: Тома Гомар (политолог, руководитель центра изучения России и СНГ при IFRI), Жорж Нива (славист, литературовед, профессор Женевского университета) и ведущий Доминик Давид, сотрудник IFRI. Звучит вступительное слово автора, а в зале абсолютная тишина, обычно совсем не свойственная французской публике. Что это: не «та» тема, за давностью лет утратившая здесь свою актуальность, или, напротив, затишье перед бурей, учитывая существующую сегодня и все более усугубляющуюся неоднозначность оценок войны 1941-1945 гг. в России и на Западе?  

Как показала длившаяся без малого полтора часа дискуссия, книга вызвала достаточно большой резонанс.

 И хотя, в целом, ее обсуждение прошло в очень мирной обстановке, за внешним миром просматривалась порой и некоторая напряженность от чего-то недосказанного, и легкое разочарование от чего-то, возможно, неоцененного по достоинству, но прозвучавшего в словах ораторов, и неизбежное чувство какого-то фатального непонимания, в той или иной форме всегда существовавшего между нами. Тем не менее, сама направленность беседы, а главное - живая реакция зала и аплодисменты после выступлений указывали на то, что, несмотря на все расхождения, мы еще способны говорить на одном общем для нас метаязыке европейской цивилизации, а значит, что особенно важно сегодня, мы способны договориться.  

Первым же и одновременно самым трудным шагом на пути диалога Россия-Запад Н.А. Нарочницкая считает отказ от взаимных упреков и претензий, признание грехов, содеянных нашими народами в отношении друг друга и самих себя, - будь то циничный пакт Молотова-Риббентропа или же циничная политика по выживанию и вытеснению России из Европы, упорно ведущаяся Западом на протяжении последних вот уже ста лет. “Я не освобождаю отнюдь нашу страну от тех многочисленных грехов, несовершенств, которые присутствовали в ее истории. И мы сами не отвергаем те грехи. Но, тем не менее, я не стесняюсь особого чувства к своей стране и очень хотела, чтобы обсуждение затронутых в книге острых проблем помогло нам понять друг друга, помогло вернуть нам нашу общую историю”, - подчеркнула Наталия Нарочницкая.  

Однако именно в этом-то особом “чувстве к своей стране” и кроется основное противоречие между нами. В Европе быть патриотом своей страны сегодня не в чести, так как патриотизм в условиях процесса европейской интеграции, как следствие, прочно ассоциируется с сепаратизмом. Российский же патриотизм и вовсе воспринимается там как прямая угроза “цивилизованному” миру, как стремление поглотить, подавить, поработить. Он рассматривается исключительно сквозь призму и в терминах геополитики. 

“Действительно ли полезен для современной России такой подъем патриотизма? Может ей стоит сконцентрироваться на внутреннем развитии, самопознании, покаянии и примирении, а не оплакивать свое отступление от прежних границ?” – вопрошает Жорж Нива. Далее, сетуя на “патологическую” западноевропейскую тенденцию к “укорачиванию памяти”, включая и память о нашей войне, вызванную, по-видимому, все той же интеграцией и стиранием национального сознания, Жорж Нива, выразил, тем не менее, свое несогласие с употреблением выражения “наша победа”, которое он почему-то четко воспринял как “русская победа”. И, наконец, зная “как непросто сегодня России понять Европу”, господин Нива еще раз подчеркнул, что в наше время “геополитика давно уже отошла на второй план, уступив место доверительным отношениям между государствами”, добавив также, что “сегодня принято считаться с малыми народами и странами”. То есть фактически нам было предложено стать, наконец, скромнее и не зацикливаться на геополитических амбициях и ностальгии по имперскому прошлому. В ответ Наталия Нарочницкая сказала: “Разве Горбачев во время перестройки не объявил о всеобщем примирении, разве Россия тогда не отказалась публично от всех традиционных понятий национального интереса и не заявила, что мир теперь движется только общечеловеческими ценностями? Что после этого мы увидели? НАТО продвигается к границам Московского царства XVI века. Если век общечеловеческих ценностей - то тогда Япония должна была бы забыть о Курильских островах, какая разница, кому они принадлежат? Ведь главное - демократия, примирение. Однако, именно в политике образцовых, как говорил министр Козырев, демократических стран мы видим как раз очень последовательную опору на совершенно традиционные параметры безопасности. …Когда США официально в Вильнюсе приглашали Литву в НАТО, Буш высказал совершенно классическую геополитическую сентенцию о том, что больше не будет ни Мюнхена, ни Ялты, тем самым, во-первых, отождествив итог совместной борьбы наших народов с гитлеровским разделом мира, а во-вторых, в терминах Маккиндера это означает, что Восточная Европа больше не будет ни в орбите немцев, ни в орбите России. Это вообще главная цель англосаксов - в течение XX века создать пояс мелких не очень самостоятельных государств от Балтики до Черного моря. Как? Только через международные структуры и организации. Отсюда НАТО. И если геополитика сегодня потеряла смысл и географико-политические условия не имеют особого значения, почему же первое, что немедленно было сделано – это принятие Прибалтики в НАТО? Почему идет такая борьба за Украину? Почему Туркмения, о которой вряд ли можно говорить как о демократической стране, получает поддержку США и не обвиняется ими в отсутствии демократии? Так что геополитические измерения, как и измерения силы по-прежнему сохраняют свою значимость в общей оценке государства”.  

Что касается собственно национального дискурса, отмеченного в частности и критикой Тома Гомара, то, по словам Н.А. Нарочницкой, любовь к своему – это не есть ненависть к иному: “Я борюсь с этим тезисом как с теми, кого называю космополитами, так и с теми, кого называю примитивными националистами.

 Потому что только тот, кто ценит, понимает, любит свое наследие, способен с уважением и пониманием относиться к таким же чувствам других. И уважая память о нашей войне, когда я вижу известные кадры хроники: немецкие танки входят в Париж, а пожилой француз стоит и плачет, я плачу тоже, потому что я хорошо понимаю его чувства. Поэтому вопрос нашего будущего – это гармония между индивидуальным и универсальным. Важно, как для каждой личности найти эту гармонию, так и для нации сохранить себя в мировой истории и одновременно быть ее частью, частью великой общности - человечества».  

В ходе дебатов были также затронуты и вопросы веры, христианской цивилизации и православия. Наталия Нарочницкая подчеркнула: “Мы принадлежим к христианской цивилизации, корни у нас одни, одна этика взаимоотношений, одни понятия о свободе. XX век разделил нас, но разве не похожа дискуссия между коммунизмом, как идеей, и либерализмом, как идеей, на соперничество после великой схизмы, - опять соперничают братья, либерализм и коммунизм - это две ветви философии прогресса, то есть опять соперничают части одной цивилизации. Когда я говорю: Россия - православная страна, я имею в виду религиозно-философские основы, в которых формировалась цивилизация. Но я прекрасно понимаю, что русское общество атеизировано. Вот говорилось, в частности, о революционерах, которые убивали священников. Да, я как раз из тех, кто не склонен списывать вину на других. Но разве революционный пафос не проявил себя и во Франции, в свое время (количество жертв во Французской революции до сих пор не превзойдено в XX веке, это исторический факт)? Даже гильотину пришлось придумать. Да и кто родоначальник понятия terreur – это якобинцы. Поэтому революционный пафос мог родиться только на пути апостасии христианской цивилизации, он не мог зародиться в пантеистической системе ценностей, он не мог родиться в индуистской системе, там другое представление о картине мира. Здесь же, отрицая Бога и беря на себя Его функции, человек начинает мерить все своими мерками и ждет, когда может в одночасье сказать: «Се, творю все новое!»; этот пафос рождается, когда христианская цивилизация отступает от своих первооснов”.  

Но, пожалуй, главное, что хотела бы донести автор книги “За что и с кем мы воевали?”– это мысль о том, как случилось все же, что мы, воевав вместе против гитлеровского нацизма, который помимо целей завоевания всех наций еще и проповедовал чудовищную теорию природной “неравнородности” людей и наций, являвшуюся, по словам Нарочницкой, “великим отступлением от главного постулата нашей цивилизации – равенства людей перед Богом, когда царь и раб судимы по одним критериям; как случилось так, что сегодня в западном сознании все чаще встречаем такие суждения, - мол, воевали два одинаково тоталитарных монстра, одинаково отвратительных, и что война была, оказывается, за демократию?» “Я считаю, что война была за право народов остаться в истории… Война была за то, чтобы француз остался французом и сам был хозяином своей истории, чтобы латыш, поляк, русский остались латышом, поляком и русским и не превратились в свинопасов и горничных для хозяев из третьего рейха, не превратились в безликий человеческий материал без истории, без культуры, без науки. Вот это изменение в отношении к войне является очень важным симптомом…»  

Тома Гомар в своем кратком резюме также отметил вопрос о ценностях европейской цивилизации, попутно обвинив Россию в их игнорировании и неготовности принятия, а также выстраивании какой-то своей “особой политической модели поведения”: “Россия не готова к принятию этих ценностей. Это так. Но, называя их в своей книге “химерой”, вы тем самым открыто заявляете о релятивизме западных ценностей”. Наталия Нарочницкая ответила так: “Россия не хочет быть соблазненной вновь химерой общечеловеческих ценностей, да, я так и написала. Но я здесь говорю именно о химере. И разве сам Запад не попирает часто эти великие ценности суверенитета, демократии, рожденные Просвещением, те самые ценности, которые привлекали в XX веке взоры всех незападных миров, и в том числе взоры русской интеллигенции? Не российское посольство окружено бетонным забором сейчас по всему миру, а американское в страхе перед швырянием тухлых яиц. Потому что агрессивная политика против суверенных стран под флагом демократии и общечеловеческих ценностей воспринимается незападными мирами, как глубокий кризис вот этих самых ценностей… Такие великие понятия, как права человека и демократия стали уже той категорией обязательств государства на международной арене, которые обеспечивают его признание в качестве полноценного участника международного общения. А раз так, то неизбежно и эта сфера становится предметом манипуляций и политического давления. И на это тоже нельзя закрывать глаза. Когда в Ираке говорят, что главное было установить демократию, я почему-то, как историк, вспоминаю, что по секретному соглашению Сайкса-Пико 1916 года, Британия обеспечивала себе такой раздел аравийских владений Турции, что Мосул и Кувейт отходили к Британии, порт Фао Британия оккупировала в первую неделю Первой мировой войны, а к 1918 году и весь Ирак. Вообще-то думаю, что все-таки нефть и овладение военно-морским контролем над большим углеводородным эллипсом – вот все-таки то, что движет в основном вот эту западную стратегию”.  

Уже буквально под занавес из зала прозвучал вопрос, одновременно содержащий и ответ, по-своему отражающий широко распространенное сегодня на Западе представление о России. Вопрос о том, насколько отношения России и Европы равноправны, насколько правомерно их вообще называть диалогом, принимая во внимание, что Запад всегда выступал в качестве некой кузницы идей, ценностей, прогресса, тогда как Россия только и делала, что все время у него что-то перенимала и заимствовала. Другими словами, если развить эту мысль дальше, то речь идет о том же пресловутом “отставании в развитии” российского государства, о том, что мы отстали от Европы как минимум лет на тридцать - пятьдесят, а то и навсегда.  

Наталия Нарочницкая на это тут же отреагировала: “Действительно русская интеллигенция в свое время склонилась перед улыбкой Джоконды, декартовым рационализмом, перед триадой свобода-равенство-братство, начала торопиться производить у себя все то же самое в 17-м году, только с русским пафосом… Но, если бы тот интеллигент XIX века оказался бы на современном Западе, много ли он увидел бы духовного поиска? Боюсь, нет.

Он увидел бы великую роль каббалистических черточек Интернета и банковского процента, этого крушителя всех цивилизаций и могильщика самой великой европейской культуры, когда родина была не там, где ниже налоги, и когда человек готов был отдавать жизнь за великие идеалы веры, отечества, чести, долга, любви, всех метафизических ценностей. Кариес зубов и выбор зубной пасты – вот жизненное кредо современного человека. Гедонизм, ценностный релятивизм и нигилизм – вот главная угроза нашей цивилизации и нашей общей культуры. И здесь можно забыть о наших разногласиях и бороться вместе за сохранение нравственного целеполагания нашей истории, ибо для того, чтобы ответить на вызовы XXI века, духовные, демографические, геополитические, экономические, Европе нужно объединить усилия всех ее исторических составляющих: Европы романо-германской и Европы славянской, Европы латинской и Европы православной».