Столетие
ПОИСК НА САЙТЕ
28 марта 2024
Год без взаимности

Год без взаимности

Почему Франция разочаровалась в собственном президенте
Дмитрий Сабов
25.04.2008
Год без взаимности

У Николя Саркози с Францией отношения страстные. Они либо влюблены друг в друга, либо слышать друг о друге не могут. Третьего не дано. Да президент и не просит.

Обрушившуюся на него с конца прошлого года неопределенность в отношениях со страной Саркози воспринимает болезненно – почти как свои семейные драмы. Шутка ли: сначала в его отношения с Францией вмешался мужчина - рейтинг премьера Франсуа Фийона уже несколько месяцев выше президентского. А с минувшей недели – еще и женщина: да какая! Уже, вроде, разбитая в пух и прах во втором туре президентских выборов 6 мая прошлого года Сеголен Руайаль, собирает, по данным опроса для журнала «Пари-Матч», 50 процентов симпатий, в то время как сам президент – только 44.  

Так кто кому изменил? Как разрулить этот «любовный четырехугольник»? И что, собственно, с лидером, который всего за один год умудрился сначала стать самым популярным президентом Пятой республики - на «стодневном» рубеже он превосходил даже ее основателя Шарля де Голля - а затем – самым непопулярным?  

Рейтинговая демократия  

Когда аналитики разгромленной на президентских и парламентских выборах год назад французской соцпартии приступили к мучительной работе над ошибками, пытаясь понять, из чего же сложился этот разгром, они выдвинули тезис: современными демократиями, как и телевидением, правит рейтинг, а Саркози его оседлал. Самый точный диагноз поставил тогда политолог Жак Аттали, бывший советник президента Миттерана и экс-глава Европейского банка реконструкции и развития. У Франции, предупредил он, как и у всех демократий, проблемы с будущим, потому что их лидеры не могут позволить себе даже временной непопулярности. «Как же думать о перспективе, если все время надо сверяться с рейтингом? – вопрошал Аттали. – Ведь неспособность продумать будущее и рискнуть популярностью ради него – это отказ от развития. Чтобы выжить, в политике, как и в бизнесе, надо постоянно меняться».  

Франция тогда не обратила внимания на это суждение. Несколько месяцев после выборов Николя Саркози был поистине вездесущ: сломав в рекордные сроки почти все политические традиции Пятой республики, от дистанцирования с Америкой до дистанцирования с избирателем, свежеизбранный президент реагировал законопроектами на факты уголовной хроники. К нему, как в газету «Правда», обращались с жалобами обиженные жены и отцы, а он «брал ситуацию под личный контроль». Сотни тысяч педагогов страны были ошеломлены, получив личные письма от Саркози в связи с началом учебного года – потрясли, главным образом, расходы на почтовую операцию. Сейчас, когда учителей сокращают - они госслужащие, а задача дня - урезать расходы на госаппарат - и их права на улицах отстаивают ученики, эту адресную рассылку президенту припоминают все чаще.

Практичные французы высчитали: расходы на никому ненужные письма будут стоить сотен рабочих мест.

 

Но тогда, летом-осенью 2007-го, было не до того. Даже проскочив рубеж в первые сто дней своего нового президента, страна не могла понять: он уже начал править, или все это - лишь очередной рубеж в его предвыборной кампании? Президент в считанные недели перезнакомился со всеми сильными мира сего и практически добил оппозицию. За первое лето его правления из некогда могучей соцпартии в правительство и разнообразные комитеты по подготовке реформ шагнуло столько видных политиков, что оставшиеся с подозрением допытывались друг у друга в кулуарах: а кому еще позвонили из президентского аппарата?  

«Следите, как за молоком»  

Даже пресса не выдерживала такого напора: президент, по сути, диктовал ей первые полосы, а заодно и темы комментариев главным обозревателям страны. Это общение с избирателем через головы властителей дум стало даже не тактикой, а стратегией: вынося на обсуждение одну реформу за другой, Саркози явно делал ставку на поточный метод, хотя уже слышались голоса тех, кто предлагал с чем-то повременить, а что-то предварительно обсудить с теми, кого эти реформы могут вывести на улицу. В конце концов, политическая жизнь страны свелась к одному распорядку дня - президентскому. Профсоюзы и недобитая оппозиция были не в силах понять, какой фронт завтра окажется главным. Пока они готовили контраргументы, скажем, против реформы системы пенсионного обеспечения, президент уже запускал реформу госаппарата.  

Дело кончилось забастовкой отчаяния: социолог Пьер Битун, лидер Ассоциации за демократию на телевидении, предложил в конце ноября всем пишущим и снимающим во Франции на день забыть про Саркози, что бы он там ни делал. Впрочем, акулы пера сходу назвали затею провальной.

«За Саркози нужно следить, как за молоком на плите, - пояснил мне корреспондент «Монд» в пуле при Елисейском дворце. - Отворачиваться нельзя: убежит!»

Тем временем аналитики поверженных социалистов, методично – все-таки классовый подход не пропьешь! - продолжавшие работу над своими и общественными ошибками, стали склоняться к выводу, что все это началось не вчера и даже не накануне выборов. Скрупулезно проработав рейтинги Саркози до его президентства - путь к вершине государственной власти занял долгих 25 лет - социологи вынесли вердикт: а ведь роман-то Саркози с избирателем начался именно с его прихода в МВД в 2002-м. Если до этого, в 1995-2002 годах благосклонно к нему относились в среднем 29 процентов французов, то с момента прихода в министерство на площадь Бово, 2002–2007 годы, «средняя популярность» составила 58 процентов. Как говорят французы, он стал presidentiable – избираем, «президентоподобен».  

Остается только соотнести с этой канвой вехи большого пути, главной из которых, как вы, возможно, уже догадались, был 2005-й год – загадочная буза в иммигрантских пригородах крупных городов страны, которую приписывали чуть ли проискам Аль-Каиды, и которая похоронила образ той благополучно-беспечной Франции, чьи виды туристы так любят привозить на почтовых открытках. «Буза» длилась три месяца, а началась, напомним, со случайного полицейского рейда, в ходе которого два арабских подростка погибли, прячась в трансформаторной будке. Еще раньше, правда, случилось другое событие: министерство внутренних дел отменило в «проблемных» пригородах систему участковых, которые знали всех и вся, и перешло на обеспечение безопасности в них с помощью рейдов мобильных спецподразделений - по американскому образцу. В свою время глава МВД Николя Саркози очень любил возить на тренировки этого спецназа свою вторую жену Сесилию.  

Конечно, было бы преувеличением утверждать, что министр МВД Саркози спланировал беспорядки как маленькую победоносную войну с внутренним врагом, в ходе которых было сожжено 8 тысяч машин, задержано 3 тысяч погромщиков, а его личный рейтинг подскочил до 63 процентов. Не он создал проблему пригородов – в гораздо большей мере ее создали предшествовавшие политики Франции, которые провалили интеграцию второго и третьего поколения иммигрантов настолько, что даже не знали, с какого боку к ней подступиться.

Однако Саркози к этой конфронтации шел и, когда она разразилась, не стал от нее уворачиваться.

Итогом этого, увы, далекого от финала противоборства стал не только личный политический рейтинг будущего президента, но и крах «Национального фронта» как главной пролетарской партии Франции и его лидера, главного борца с иммигрантами Жан-Мари Ле Пена, подтвердившиеся на выборах в 2007-м. Зачем, в самом деле, нужны ле пены, раз родное МВД иммигрантов мочит не хуже?  

Что касается социалистов, то никакой внятной стратегии по наведению порядка они так и не сформулировали. «Четвертый мир» - как социологи называют жителей так и не интегрированных во Францию обитателей пригородов - с тех пор стал оборотной стороной политики. Эти дети иммигрантов, как правило, не голосуют на выборах, рассуждая примерно так: «Когда социальный лифт не работает, приходится с боями прорываться вверх по социальной лестнице». Саркози часто говорит, что хорошо знает эту логику, он сам - иммигрант во втором поколении, ему тоже пришлось прорываться, но вот же, пробился, Это тоже часть правды - пусть в этой личной и весьма увлекательной истории успеха много нюансов. Другая часть правды в том, что за это время Франция здорово поменялась: те же социологи склоняются к выводу, что расовая борьба приходит на место классовой. Окончательный это диагноз или нет - тема отдельного разговора. Важнее засвидетельствовать: решительное подавление бунта предместий - один ключевых элементов, на которых, как на дрожжах, взошел рейтинг нового президента.  

Разводной ключ  

Официальное известие о разводе президента Французской Республики с Сесилией Саркози пресс-служба Елисейского дворца обнародовала в первый день масштабной забастовки против его реформ. Бузили транспортники против пересмотра льготного режима выхода на пенсию – Париж встал. В какофонии клаксонов и пробок - люди сели за руль, чего обычно в будни не делают - был почти не слышен голос музыкантов Опера де Пари, которым новый закон также предписывал отправляться на пенсию вместе со всеми, только после 65-ти. От лица последних одну из самых радикальных реформ нового президента мне комментировал Кристоф Гриндель, английский рожок в оперном оркестре: «Вы только представьте, как будут звучать духовые и медные в оркестре из 65-летних музыкантов! Забастовки, конечно, не в нашей культуре, но от фальшивых нот мы не гарантируем…»  

Гламурная новость о разводе президента мигом затмила вести с полей классовых битв – но ненадолго. Выставление личной жизни напоказ взбудораженной стране оказалось той самой «фальшивой нотой», которая режет слух. Следом забастовали студенты, преподаватели, потом опять транспортники – заявленные реформы касались практически всех. «Третий тур» - так во Франции обычно называют комментарии улицы к выборам, которые проходят в два тура – ждали, его предсказывали еще до победы Саркози. По сути, он был заложен в саму формулу перестройки a la Sarkozy: президент ведь делал ставку на слом той социальной модели, которая ценой огромных издержек делала Францию «чемпионом мира» по качеству жизни, но все хуже работала в условиях глобализации. Нельзя сказать, что страна отвергла скопом реформы, которые были запущены или объявлены, но они слепились в такой снежный ком, что их логику перестали улавливать даже сторонники. «Нужно было сразу браться за самое слабое место нашей экономики –конкурентоспособность французских фирм на мировом рынке, - говорит банкир Жан Пейрельвад. – Нужно было сокращать им налоги, заставить, если надо, платить богатых – тогда было бы чувство, что его реформы – для всех».  

Президент ответил решительно – разводом с неверной женой Сесилией и речами о том, что он все равно будет делать то, ради чего его избрали.

 В качестве бесплатного приложения была пара скандалов – президент стал часто серчать на прессу, которая сует нос не в свои дела. Избиратель начал посмеиваться: «Президент превратил Елисейский дворец в турагентство, и за наш счет разъезжает по миру». Эта мысль стала все чаще встречаться в интернет-рецензиях на публикации. Стало ясно: правы были не те оппоненты, которые призывали забыть хотя бы на день про Саркози и ругали президента за «гламуризацию» политики, которая, по выражению публициста Жан-Франсуа Кана, «превращает Францию в великое княжество Монако». Правы оказались другие. Те, кто говорил, что мешать Саркози не надо – скоро и так надоест.  

«Дерьмо летает эскадрильями». Саркози наверняка не раз слышал эту соленую шуточку своего предшественника Жака Ширака, который прекрасно изучил законы французской реакции на политиков. Так и случилось: вслед за Сесилией от Саркози «ушел» рейтинг. Это оказалось даже болезненнее: если развод был не первым, то драматического падения популярности в качестве политика первого плана он еще не переживал.  

В начале нового года Саркози пошел в новую контратаку. Он сказал сразу несколько «правд». Во-первых: в госказне нет денег, нужно сократить дефицит в 7 миллиардов евро. Во-вторых: с Карлой Бруни – это «серьезно». Увы, ничего «серьезного» соотечественники, в отличие от российских поклонников и поклонниц французского президента, в этом как раз не увидели. Ощутив в полной мере падение своей покупательной способности в период рождественских распродаж, французы уже не верили громким фразам и жестам политика, который шел в президенты, обещая поднять их уровень жизни. В этом главная ошибка, считают сейчас аналитики: реформы ведь делают не для того, чтобы «терпеть» сокращение рабочих мест и доходов, а для того, чтобы создавать новые места в перспективных секторах экономики, дать шанс молодежи, внедрять инновации. Так, напоминают экономисты, поступают сегодня в Швеции и Германии, где госрасходы тоже сокращают драконовским образом - в Швеции, например, с 72 процентов ВВП до 53 за последние 10 лет. Что же касается участившихся ссылок на плохую конъюнктуру в мировой экономике – ипотечный кризис в США и его последствия для Европы, рост цен на нефть и т.п., – то они не проходят, когда нет поддержки реформ.  

Было бы полбеды, если бы Саркози за первый год своего президентства не подменил собой все, что можно в национальной политике – премьера, правительство, оппозицию, прессу. Так ведь нет: по закону возвращающегося маятника теперь все недовольство бьет по нему. «Гипертрофированная модель президентской власти выявила еще одну особенность французской политики, - констатирует журнал «Экспресс». – В случае срыва масштабных реформ президент, лично взявший за них ответственность, беззащитен».  

Тем не менее, о срыве говорить рано. Рано, даже после муниципальных выборов, на которых в марте социалисты одержали убедительную победу. Политологи, до сих пор расшифровывающие то послание, которое отправили в ходе этого голосования французы своей элите, напоминают: два француза из трех по-прежнему за реформы и за то, чтобы их продолжало нынешнее правительство во главе с премьером Франсуа Фийоном.

Это значит, как минимум то, что реформы, о которых говорил кандидат Саркози, при всей их болезненности, востребованы.

А что президент Саркози? Тот же Жак Аттали, одним из первых предсказавший ему испытание непопулярностью, жестко предупреждает: президент у власти на пять лет, почти год позади, на серьезные реформы у него остается пара месяцев – до того, как Франция на полгода заступит на место председателя в Евросоюзе. Дальше косяком начнутся выборы – региональные, европейские, опять президентские, на которые Саркози, скорее всего, снова пойдет. А тут уж, сами понимаете, шутки с рейтингом плохи…  

 

Специально для Столетия


Эксклюзив
28.03.2024
Владимир Малышев
Книга митрополита Тихона (Шевкунова) о российской катастрофе февраля 1917 года
Фоторепортаж
26.03.2024
Подготовила Мария Максимова
В Доме Российского исторического общества проходит выставка, посвященная истории ордена Святого Георгия


* Экстремистские и террористические организации, запрещенные в Российской Федерации: американская компания Meta и принадлежащие ей соцсети Instagram и Facebook, «Правый сектор», «Украинская повстанческая армия» (УПА), «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ), «Джабхат Фатх аш-Шам» (бывшая «Джабхат ан-Нусра», «Джебхат ан-Нусра»), Национал-Большевистская партия (НБП), «Аль-Каида», «УНА-УНСО», «ОУН», С14 (Сич, укр. Січ), «Талибан», «Меджлис крымско-татарского народа», «Свидетели Иеговы», «Мизантропик Дивижн», «Братство» Корчинского, «Артподготовка», «Тризуб им. Степана Бандеры», нацбатальон «Азов», «НСО», «Славянский союз», «Формат-18», «Хизб ут-Тахрир», «Фонд борьбы с коррупцией» (ФБК) – организация-иноагент, признанная экстремистской, запрещена в РФ и ликвидирована по решению суда; её основатель Алексей Навальный включён в перечень террористов и экстремистов и др..

*Организации и граждане, признанные Минюстом РФ иноагентами: Международное историко-просветительское, благотворительное и правозащитное общество «Мемориал», Аналитический центр Юрия Левады, фонд «В защиту прав заключённых», «Институт глобализации и социальных движений», «Благотворительный фонд охраны здоровья и защиты прав граждан», «Центр независимых социологических исследований», Голос Америки, Радио Свободная Европа/Радио Свобода, телеканал «Настоящее время», Кавказ.Реалии, Крым.Реалии, Сибирь.Реалии, правозащитник Лев Пономарёв, журналисты Людмила Савицкая и Сергей Маркелов, главред газеты «Псковская губерния» Денис Камалягин, художница-акционистка и фемактивистка Дарья Апахончич и др..