Брюссельские «демоны сепаратизма»

Похоже, Бельгия установила новый мировой рекорд: после парламентских выборов, прошедших в июне прошлого года, двум ее основным составляющим частям-округам, Фландрии и Валлонии, понадобилось более девяти месяцев, чтобы договориться о формировании правительства страны.

А согласовать программу кабинета они условились лишь к середине июля года нынешнего. В чем же дело? Стороны отчаянно спорят о реформе государства и, в частности, о передаче в региональные органы власти политики трудоустройства, здравоохранения и семьи, на которой настаивает фламандская часть королевства.  

Компромисс ищет специально созданный «комитет мудрецов», представляющий основные политические партии королевства, без участия экстремистов – крупнейшей националистической партии Фландрии «Влаамс беланг». Фламандцы - они составляют 60 процентов из 10 миллионов бельгийцев - требуют как можно больше прав для своего автономного округа, оставляя как можно меньше этих самых прав централизованной Бельгии. В то время как валлоны, или франкофоны – 40 процентов жителей страны - выступают за сохранение прежней роли государства.  

Злые языки!  

Бельгийскому государству нет еще и двухсот лет: оно родилось в 1830-м. Удобное расположение и природные богатства привлекали к этому региону взоры и аппетиты властителей самых разных государственных образований из ближних и весьма далеких стран. Французская революция 1789-го объединила франкоговорящие провинции будущей Бельгии под своим началом. Ее поражение вновь поставило вопрос о судьбах этих мест, попавших под власть Нидерландов. И лишь успешное восстание против голландского господства позволило жителям региона обрести, наконец, самостоятельность.  

Однако с первых же лет существования в независимой Бельгии проявился конфликт языков. Знание французского на долгий период стало обязательным для получения среднего и высшего образования даже во Фландрии. И отстаивание фламандцами языкового равенства, усилившееся лишь после Первой мировой войны, возымело действие только к шестидесятым годам прошлого столетия.

Хотя и тогда еще ориентировавшиеся на Париж элиты продолжали с презрением относиться к «крестьянскому» говору северян.

Полное уравнивание языков в правах произошло лишь к 80-м годам.  

Впрочем, лингвистическая граница существует и ныне. Иностранцы, гораздо чаще знающие французский, чем фламандский, не раз жаловались мне - тогда корреспонденту РИА Новости в Париже, а потом в Брюсселе - что фламандцы не отвечают на задаваемые им на французском вопросы, хотя большинство говорит на этом языке. На мой взгляд, такая реакция вызвана долго копившимися обидами. Со своей стороны, валлоны, может быть, и готовы были бы использовать фламандский, но учили они его хуже, чем соседи - французский, несмотря на то, что власти прилагали и прилагают немалые усилия, чтобы оба сообщества могли понимать друг друга и общаться между собой.  

А теперь эксперты сетуют на «отсутствие между двумя народами единого культурного поля». В самом деле, в Бельгии нет общегосударственного телевидения и радио, не существует двуязычных университетов, научных и культурных организаций. Общение происходит отдельно в пределах каждого языкового сообщества. Их, кстати, три. Помимо фламандского и валлонского, существует еще немецкое: к нему относится около одно процента жителей юго-восточной части королевства.  

Понятно, что в такой ситуации каждый недружественный - или расцениваемый как таковой - шаг вызывает массовое возмущение.

В декабре 2007-го так произошло с выборами «мисс Бельгии». Ею стала валлонка Ализе Пулисек, которая, к несчастью, не смогла в ходе телепередачи ответить на заданный ей на фламандском несложный вопрос.

Хотя 20-летняя красотка учит романские языки и говорит, помимо французского, на английском и чешском.  

Впрочем, Ализе выглядит рядовым случаем, гораздо сложнее стоит проблема массовой иммиграции в Бельгию марокканцев. Соглашение об их организованном приезде в страну было заключено Брюсселем и Рабатом еще в 1964-ом. С тех пор в третьем по численности округе государства, Брюссельском столичном регионе, где проживает более миллиона человек - большинство из них франкофоны - число иммигрантов из Марокко достигло трети. С учетом большей рождаемости среди приезжих можно предположить, что их количество в течение ближайших 15-20 лет достигнет половины населения столицы. Между собой марокканцы говорят на арабском, а с местными жителями в основном - на французском. Но появление 400.000 новых поселенцев меняет не только языковый баланс, но и весь стиль – появляются иные продукты на рынках, иные магазины и лавки, марокканские кафе и рестораны, иная музыка и танцы, жизнь перемещается из тесных квартир во дворы и на улицы… Позиция Фландрии по поводу иммиграции пока резко отрицательна. И это еще один повод для споров с более терпимыми к приезжим валлонами.  

Тогда считать мы стали евро…  

Но язык - не единственная причина конфликта. В те же самые семидесятые-восьмидесятые годы ХХ века пришла в упадок экономика Валлонии, процветавшая благодаря добыче угля и производству железной руды. Закрытие шахт и заводов, нанесшее серьезный удар всему югу и юго-востоку государства, так и не было компенсировано по сей день. Зато расцвели химическая и нефтеперерабатывающая индустрия Фландрии, успешно действуют прикладные научные предприятия округа, не говоря уж об Антверпенском порте, третьем в мире по объему перевозок.  

В результате количество предприятий во Фландрии составляет 432.290, а в Валлонии - всего 202.126. И шесть миллионов жителей Фландрии производят на душу населения заметно больше – 122 процента! - от размера среднеевропейского валового продукта, в то время как 3.4 миллиона обитателей Валлонии застряли на 95 процентах. Безработных во Фландрии от 6 до 8.5 процента, то есть в два раза меньше, чем в Валлонии.  

Понятно, что государство перераспределяет часть доходов фламандцев в пользу валлонов, из-за чего первые возмущаются тем, что они «кормят валлонских безработных».

О масштабе помощи югу - по разным данным, она составляет от 5 до 10 миллиардов евро - давно идет спор. На севере утверждают, что раз в четыре года каждая фламандская семья фактически покупает семье валлонов автомашину. На юге замечают: помощь составляет, по сути, всего три евро в день с каждого жителя Фландрии. Хотя кому-то и эти три евро кажутся чрезмерными, а, главное, неэффективными. В последнее время, похоже, рост валлонской экономики догнал и даже превысил достижения Фландрии, где, впрочем, не хотят прислушиваться ни к обещаниям, ни к достижениям соседей и продолжают вопрошать: куда уходят деньги, что выделяют югу страны европейские фонды?  

«Пусть больше работают!»- требуют фламандцы от валлонов. Впрочем, как пишут газеты, пособия 40 процентов безработных франкофонов более «весомы», нежели зарплата работающих фламандцев. Не поэтому ли эти безработные не хотят переезжать на север, где их ждут 150.000 свободных мест? Местные экономисты сетуют как на автоматическое повышение в стране индекса оплаты труда в соответствии с инфляцией, так и на принцип выдачи пособий по безработице без ограничения срока трудоустройства.  

Трудолюбие фламандцев регулярно противопоставляется «легкомыслию» валлонов. Достаточно сказать, что серия газетных публикаций о жульнических махинациях в аппарате социалистической партии Валлонии в городе Шарлеруа, в чем были изобличены более 30 ответственных партийных деятелей-франкофонов, вызвала резкое падение голосовавших во Фландрии в июне прошлого года за… фламандских социалистов. Хотя валлонские и фламандские соцпартии так же разделены, как и все остальное.  

С другой стороны, каплей, переполнившей чашу терпения валлонов, стало решение администрации пригородной коммуны Завентем, близ Брюсселя, запретившей приобретение валлонами земли для строительства, если они не говорят по-фламандски.

 Принято оно было большинством голосов коммунальной администрации. Тем самым конфликтующие стороны впервые нарушили святое правило, не позволявшее до сих пор в Бельгии принимать какие-либо решения, основанные только на численном преимуществе одного из сообществ над другим.  

Короче, идея солидарности и, в частности, финансовой солидарности трещит по швам уже не у первого поколения. И перспектив изменения ситуации не видно. Тем более что, как утверждают знатоки, валлоны и фламандцы не ходят друг другу в гости, не смотрят одни и те же телепередачи, ставят перед собой разные задачи и, скорее, готовы согласиться только в том, что представляют собой две разные нации.  

Известный французский политик Жак Аттали по этому поводу заметил: в прошлом столетии бедные избавились от богатых посредством деколонизации, теперь богатые избавляются от бедных, объявляя о своей независимости, как чехи от словаков или словенцы от сербов. Неслучайно ведь число государств, составлявшее в первой половине XX столетия около 50, выросло к концу века до 200, а через сто лет может дойти и до 1.000.  

Психодрама и телешутка  

Публичное обсуждение разногласий бельгийского общества в прессе сравнивают с психодрамой. «Пусть фламандцы сами сажают себе картошку»,- предлагают валлонские газеты. «А желтую звезду нам придется носить, как евреям при фашистах? - спрашивает читатель-франкофон в своем письме в журнал. Лингвистическая граница стала стеной непонимания между двумя сообществами, констатирует обозреватель радио. А статистики обращают внимание на рост числа «бинациональных разводов». 

В трудном положении оказался даже король Бельгии Альберт II, не справляющийся с урегулированием положения.

 «У меня сложилось впечатление, - сказал он в своем предновогоднем поздравлении народу, - что наши отношения с заграницей лучше организованы и структурированы, чем отношения внутри собственной страны».  

В стране есть и те, кто не стесняется заявлять, что «бельгийской нации вообще никогда не существовало», и государство это носит искусственный характер. Неслучайно в декабре 2006-го работающее на французском Государственное телерадиовещание Бельгии, РТБФ, внезапно прервало свои вечерние передачи, чтобы сообщить сенсационную новость: Фландрия провозгласила независимость и вышла из состава Бельгии. За анонсом последовали комментарии и с десяток интервью видных ученых и артистов, в том числе фламандских националистов, вызвавших немедленную реакцию множества зрителей и слушателей. Мало кто из них прислушался к включенным в передачу оговоркам, ставившим эту сногсшибательную новость под сомнение. Начались акции протеста на улицах, распродажа авиабилетов в- и из Фландрии, срочная эвакуация из Валлонии или в Валлонию путешествующих или гостящих родственников и туристов и даже закрытие счетов в банках. Волнение и возмущение множились еще и потому, что большинство видных деятелей государства оказалось не готово - ни к неожиданному событию, ни к передаче. Если автор проекта, известный журналист Филипп Дютийель, хотел шокировать публику, то он в этом более чем преуспел.  

На что это было больше похоже - на шутку или на предсказание? Увлеченный политикой, Дютийель задумал этот репортаж под названием «Бай-бай, Бельджиум!» еще в январе 2006-го и долго работал над ним практически в одиночку, пока ему не удалось вызвать интерес у дирекции РТБФ. Примером для него был знаменитый радиорепортаж американца Орсона Уэллса «Война миров», посвященный высадке на Земле марсиан в октябре 1938-го, полностью выдуманный, но представленный вполне реалистично и вызвавший панику в США. Сам бельгийский журналист до конца не был уверен в успехе, допуская, что его «увенчают лавровым венком или линчуют». Но, в конечном счете, благополучно пережил свою сенсационную задумку.  

Так или иначе, но тема «возвращения» Валлонии во Францию, которой раньше даже не рискнули бы коснуться, ныне тоже перестала быть табу. Хотя, в соответствии с национальным девизом королевства «L’Union fait la force» - «Единство дает силу!» - явное большинство франкоговорящих бельгийцев продолжает выступать за сохранение целостности страны.

Однако опросы свидетельствуют: именно они более пессимистически смотрят в будущее, чем фламандцы.

…К счастью, споры - спорами, но они не означают, что несчастная Бельгия вот-вот развалится на части. Среднегодовой доход страны на душу населения - один из самых высоких в мире и скорее вызывает зависть, нежели сочувствие: он составляет 30.000 долларов, и бельгийцы по-прежнему лидируют в мире по потреблению шампанского.  

Впрочем, повода для громких тостов о том самом единстве, которое дает силу, у жителей Бельгии пока нет. Тем более, что в парламенте уже возник новый конфликт: о правах франкоговорящих жителей столичного округа Брюссель-Халь-Вильворде. Округ этот входит во фламандское сообщество, но проживающие в нем 120 тысяч валлонов пока могут голосовать «за своих», что не нравится Фландрии. И этот очередной спор способен развалить очередное временное правительство страны.  

Трудно быть бельгийцем.